Эльвира Барякина. Женщина с большой буквы ЖЖенщина с большой буквы Ж – 1
В честь поступления в университет мама подарила мне адресную книжку небывалой красоты: атласная бумага, кожаный переплет. Похабить ее телефонами ЖЭКа у меня рука не поднималась, и я начала записывать туда мысли. На букву «А»: «А на меня Извольский смотрит!» На букву «Б»: «Баранова – дура». На букву «В»: «Верность – вот чем я его замучаю!» Летопись обрывалась на странице с буквой «Ж». Понятно, что на ней было написано. В течение последующих двадцати лет я писала все, что угодно, кроме дневника, – романы, уставы и заявления в ЗАГС. Вчера мой психоаналитик Арни сказал, что без дневника мне больше нельзя. – Записывай все, что тебя волнует. Спроси себя, кто ты? Кто я? Я человек необычной биографии и необычных страданий. Меня зовут Мардж Тенш. Когда-то была Маргаритой Теньшовой, но со временем часть имени отвалилась. Живу в Северном Голливуде, самом паршивом городе на свете. У меня отвратительная работа: я литературный агент. У меня дурацкое хобби: я пишу книги. У меня толстая попа. У меня нет мужа, детей и полезных привычек. Зато у меня есть место на кладбище. Мы с Мелиской ездили туда на прошлой неделе. Посидели на могилках, поскорбели. – Лучше всего хорониться в Италии, – сказала Мелисса. – Там что ни склеп, так дворец. А у нас на кладбищах только коз пасти. Она ворчала, потому что ей досталось место под забором. – Зато у меня будет самая интересная табличка. Ко мне даже экскурсии будут водить! Знаешь, что я напишу? – Что? – «Омолаживающая могила доктора хиромантических наук мадам Мелиссы Тернер. Исцеление от бородавок и женского недомогания». А я решила, что у меня будет только имя и эпитафия по-русски:
Когда мы встретились в первый раз, Арни спросил: – Почему вы здесь? – Да вот – смысл жизни потеряла. У вас он нигде не завалялся? Арни похихикал и начал меня хвалить. Так я стала его постоянным клиентом. У него приятный голос и горячие ладони. Темечко покрывает белая грива, и, когда Арни сидит у окна, вокруг его головы зажигается нимб. Он умеет расспрашивать так, что ты чувствуешь себя звездой: твоя дурь – это благородное заболевание, твои тараканы в башке бесценны. Половина голливудского бомонда лечится у Арни от плохого характера. Мне лестно находиться в такой компании. Придешь к нему на прием, опустишься в кресло: «А ведь на этом месте сидели самые известные задницы мира!» Мы разгребаем мою биографию, как археологи – древние развалины. Особо тщательно Арни копается в детстве. Оно у меня уникальное, такого ни у одной голливудской звезды нет: папа-коммунист, мама-передовик. Сам Арни рос в пятидесятые, во время «охоты на ведьм», и для него это звучит как «папа-вампир, мама-оборотень». Я с удовольствием щекочу ему нервы – мне нравится удивлять человека, которого ничем не удивишь. Иногда мы спорим. Арни пытается доказать мне, что смысла в жизни нет и быть не может. Ну как же не может, если раньше он всегда был? Поначалу он заключался в маме. Помню, как я ждала ее с работы. Заберусь на подоконник, подожму колени к подбородку и смотрю на улицу. Вдруг сейчас в толпе мелькнет белая шапка? Потом было много других смыслов. Постепенно мамино место заняла наша дворовая компания. Мы прыгали с крыш гаражей и лазили в подвалы с дурной репутацией. Наша стая казалась нам центром вселенной: ее признание было высшей наградой, ее порицание – катастрофой. |
