– Вон как, он пьет, а мы должны ходить за ним да приглядывать! Еще, может, и содержать его на свои кровные? Вот если б он квартиру на нас отписал, тогда да, конечно. Зачем ему одному целая трешка? Что он в ней делать будет?

Татьяна послушала, плюнула и в сердцах бросила трубку. Окинула последним взглядом Ивана, пробормотала: «Эх, бедолага» – и, подхватив чемодан, уехала.

Вечером Ивану позвонила дочь Маша из Сан-Франциско. Маша была замужем за американцем, звонила редко и никогда не приезжала, объясняя это тем, что билеты дорогие, все они в своем Франциско сильно занятые, да и не принято среди американцев много общаться с родственниками. Вот и на похороны матери Маша тоже не приехала, а Иван ждал ее, надеялся. Думал, внучку привезет, Юльку, ей шесть будет осенью. Они с Ниной только по скайпу ее и видели, а вживую ни разу.

– Привет, пап, – бодро проговорила Маша. – Ну, как ты там?

Он только что принял очередные сто грамм, поэтому в жилах его приятно бурлила кровь, а язык слегка заплетался.

– Доча! Здравствуй, доча! – пропел в телефон Иван. – Я ничего. Держусь. – Он икнул и прикрыл трубку рукой.

– Снова выпил? – укоризненно произнесла Маша. – Даже сейчас не можешь удержаться? В такое-то время.

– Молчи, доча! – Иван погрозил трубке пальцем. – Ты… что ты понимаешь! Сидишь там у себя в Америке, едрить ее… а мамка умерла, нет ее больше. Понимаешь, нет мамочки нашей…

Тут Иван снова заплакал, хлюпая носом и отирая слезы, катящиеся из красных глаз.

– Ты держись, пап. – Голос Маши смягчился. – Не пей. Заботься о здоровье. Я… я, может, приеду скоро к вам. Если получится.

– Приезжай, Марусенька, приезжай! И Юленьку привози! Вы теперь все, что у меня осталось. Борька со своей стервой Зойкой только и ждут, чтобы я вслед за Ниночкой отправился.

– Что ты такое несешь, пап! – Маша едва слышно вздохнула. – Связь дорогая, не могу больше говорить. Давай, не глупи. Целую.

– Целую, доча!

Она выключилась. Иван налил еще рюмку, закусил вчерашней оладушкой, испеченной Татьяной. Сел на диван, уронив руки.

Вот она, жизнь. Никому не нужная, пустая и одинокая жизнь. Детям он без надобности, Нинки нет. Работы нет. Деньги еще пока есть, что-то откладывали они с Ниной, но скоро и они закончатся. И хоть волком вой в четырех стенах – на помощь никто не придет.

Иван поколебался и набрал давнего армейского приятеля Семена. Раньше, в молодые годы, они близко дружили семьями. Потом Иван стал пить, а Семен, напротив, преуспел, организовал свой бизнес, фирму, предоставляющую ремонтно-бытовые услуги. Пути их разошлись, но несмотря на это периодически они перезванивались и иногда, правда редко, встречались пропустить по пиву.

– Здорово, Палыч! – приветствовал Ивана Семен. – Как жив-здоров? Про Нину твою в курсе. Соболезную. – Семен деликатно покашлял в трубку.

– Если честно, Сэм, хреново жив. – Иван тяжело вздохнул.

– Ты давай, держись, старик! Раскисать нельзя.

Иван поморщился. Как же все они достали его с этим «держись». Неужели нет какого-нибудь другого слова для таких случаев?

– Вот что, Сэм, поперли меня с работы. Так что я, как говорится, в свободном полете.

– Как поперли? – удивился Семен. – За что? Небось за пьянки твои вечные?

Иван подавленно молчал.

– Я так понимаю, тебе помощь нужна? – спросил напрямую Семен.

– Если можно, – неловко пробормотал Иван.