Группа приняла участие в нескольких фестивалях и хорошо зарекомендовала себя: ребята получили пару выгодных предложений, и вот уже название ансамбля «Софт-Мьюзик» появилось в Каннах, на афише «Аркан-сьель», ночного заведения с казино. Это был лучший из местных ночных клубов. Им приходилось выступать перед началом основного спектакля, но все-таки это был большой шаг вперед. Они подражали, и небезуспешно, группе «Дайр Стрэйтс», хотя, конечно, Тед не был ни Пиком Уизерсом, ни Джоном Иллси, ни Марком Нопфлером. Однако у него был отличный слух и способности к подражанию; раз прослушав выступление знаменитого ансамбля на фестивале в Сан-Ремо, он легко перенял их манеру и завораживающий публику музыкальный стиль.

Розалия сидела за столом перед началом спектакля, когда к ней подошел метрдотель.

– Один господин, – сообщил он заговорщическим тоном, – желает познакомиться с вами.

– Какой господин? – спросила девушка, жизненным опытом наученная ничему не удивляться.

– Он сидит вон там, – показал он взглядом. – Вон тот господин за угловым столиком.

У него были глаза с поволокой и томным, порочным взглядом, осененные длинными ресницами, оливково-смуглая, лоснящаяся от жира кожа и ленивая плотоядная улыбка. Необъятный живот, обтянутый, как барабан, дорогим смокингом, надменно выдавался вперед.

– Тот, что мне улыбается? – Игра стала забавлять Розалию.

– Тот, что улыбается. – Метрдотель уже получил свою мзду и теперь старался честно ее отработать.

– Он хочет со мной познакомиться? – Она тянула время, набивая себе цену.

– Он хочет пригласить вас в гости к себе на яхту «Сорейя».

– Ой, мамочка моя! – невольно вырвалось у нее. – В гости на яхту «Сорейя»! – Ее черные глазищи, все еще наивные, как у ребенка, округлились от изумления. – «Сорейя» – это такой океанский корабль на рейде в Каннской бухте?

– Это самая большая яхта в мире.

– Больше, чем у Онассиса? – Гораздо больше.

– Значит, он, – воскликнула она, – тот самый араб, никак не запомню, как его зовут.

– А вот он прекрасно помнит, как вас зовут, синьорина, – сказал метрдотель льстиво. – И высоко ценит ваше искусство.

Лесть ей была ни к чему, она уже решила на ходу поймать за хвост плывущую в руки удачу, но все же упоминание об искусстве было ей очень приятно. Иллюстрированные еженедельники, которые она жадно поглощала, надеясь однажды найти там и свое собственное имя, и свою историю, сообщали очень много доброго и – увы! – ничего плохого об Омаре Акмале, арабском миллиардере. Он слыл гостеприимным хозяином, любимцем прославленных актрис и знаменитых принцесс, его внимание оспаривали все кокотки международного класса.

– Скажите ему, что я согласна, – решилась она.

– Сегодня вечером? – Метрдотель еще ниже склонился над ней, словно коршун над добычей.

– Сегодня вечером.

– Вы приедете к нему? – Он был весьма педантичным знатоком своего дела.

– Посмотрим, после спектакля видно будет.

– Синьор хотел бы знать наверняка…

Розалия жестом прервала его, вскинула голову и провела рукой по своей худенькой шейке.

– Передайте ему, – заявила она, растягивая губы в тонкую линию, – чтобы он послал за мной машину в «Сент-Ив».

Это был славный чистенький пансион, окруженный деревьями и цветочным садом, где она жила с Тедом и остальными мальчиками.