Он лениво, будто нехотя, обвел пальцем родимое пятно возле левого соска; глаза его обжигали золотистым огнем обнаженную грудь Рэйчел. Она сжала веки, борясь с инстинктивным желанием прикрыть свою наготу.

– Ты лжешь, Рэйчел,– вполне дружелюбным тоном заметил Джонас. Топазовые глаза медленно поднялись к ее лицу.– Я был бы самым любящим из мужей – вот в чем ирония. Но ты выбрала Гриффина.

Рэйчел стояла неподвижно, онемев от ужаса. «Ну же, Фон,– беззвучно умоляла она.– Пожалуйста, начинай!»

Однако безумие, похоже, позволяло Джонасу видеть ее мысли так же ясно, как и ее оголенную грудь.

– Фон не поможет тебе, Рэйчел. В данный момент она лежит связанная у меня на кухне. У меня не было времени убить ее, но я это, конечно, сделаю.

Рэйчел медленно подняла руки, и, защищаясь от взгляда Джонаса, обхватила ими плечи. Она рискнула и проиграла. Хуже того, Гриффин и Фон тоже проиграли.

– А в чем был виноват мой отец? – прошептала она. – И муж Молли Брэйди?

Джонас выгнул бровь:

– Они стояли у меня на пути.

Рэйчел едва не стало дурно; она прикрыла глаза, потом снова открыла.

В глубине конюшни что-то скрипнуло, и Джонас круто развернулся, чуть не уронив опасно раскачивающийся в его руке фонарь.

– Кто там еще? – заорал он.

Вопль Джонаса испугал запряженных в коляску лошадей: они бешено рванулись с места и потащили коляску к полуоткрытым дверям конюшни. В дверях коляска застряла; раздался оглушительный треск, и лошади, охваченные паникой, пронзительно заржали. Внутри коляски дергалась из стороны в сторону страшная в своем движении, лишенная конечностей кукла, похожая на жуткое привидение из ночного кошмара.

Сердце едва не выпрыгнуло из груди Рэйчел, которую захлестнул самый неподдельный ужас. На мгновение она сама поверила, что Афина вернулась, чтобы отомстить за себя.

Какое-то время Джонас беззвучно шевелил губами, уставившись на материальное воплощение своей вины, затем издал дикий крик и швырнул в коляску фонарь. Послышалось шипение, за которым последовал рев пламени, охватившего сначала солому на полу конюшни, а потом и коляску. Впряженные лошади визжали и рвались с удвоенной силой, животные в стойлах били копытами по перегородкам, вставали на дыбы, ржали, заглушая все усиливавшийся рев пламени.

Рэйчел неподвижно смотрела перед собой, затаив дыхание. Джонас будто примерз к месту, глядя невидящими глазами на горящую коляску.

«Мы сгорим заживо»,– подумала Рэйчел. И все же не могла пошевелиться.

Снаружи послышались голоса – громкие распоряжения и ругань. Затем двери распахнулись, и пылающую коляску вытащили из конюшни. Внутрь, пробиваясь сквозь адское пламя, которое преграждало им путь, ворвались Гриффин и Филд.

Гриффин почти донес Рэйчел до двери и вытолкнул наружу, в спасительную прохладу ночи, потом метнулся обратно. Сжавшись в комок, она прислонилась к огромному стволу земляничного дерева. Филд вывел из огня спотыкающегося, обезумевшего Джонаса и вернулся помогать Гриффину.

Смертельным ужасом и болью было наполнено пронзительное ржание лошадей в конюшне. Только трех из них удалось вывести наружу, когда Гриффину и Филду пришлось спасаться самим.

Деревянная крыша превратилась в море оранжево-желтого пламени, огонь плясал в окнах. Внезапно Джонас, выкрикнув имя Рэйчел, рванулся мимо Гриффина и Филда и исчез в пылающих дверях конюшни. В тот же миг со стороны главного дома показался дородный мужчина, поддерживающий под локоть потрясенную, едва переставляющую ноги Фон.

Из огненного ада, пошатываясь, выбрался Джонас. Его волосы и одежда были охвачены пламенем. Он все еще продолжал выкрикивать имя Рэйчел, когда Гриффин и Филд остановили его и повалили на землю, пытаясь сбить огонь.

Головни из пожара выстреливали в ночное небо, некоторые из них опускались даже на крышу величественного особняка Джонаса.