— Сегодня мы поедем домой вместе, — сказал он низким голосом.

Клея покачала головой.

— Нет, сегодня это невозможно, — отказала она ему мягко. И теперь всегда так будет, добавила она про себя печально. Я только что попрощалась с тобой, Макс, — самым лучшим способом, какой знаю. — Тебе еще так много нужно доделать, прежде чем можно будет идти домой. — Она улыбнулась, чтобы как-то смягчить свой отказ, и провела пальцами по его спутанным волосам. — Подумай о своей матери! — поддразнила она его. — Нельзя тебе являться к ней полумертвым от усталости.

Он не оценил ее юмора. Некоторое время губы его были плотно сжаты. Затем он сказал, уже с вызовом:

— Я сегодня поеду с тобой.

— Нет. — Она села, выгибая спину, затекшую после долгого лежания на твердом полу. Голову она откинула назад, и ее длинные вьющиеся иссиня-черные волосы достали до ковра. Макс молча наблюдал за ней, поджав губы. Клея с облегчением вздохнула, затем встала на ноги и прошлась по комнате — воплощенная грация, никакой неловкости или натянутости в движениях.

Она медленно обернулась и посмотрела на него, склонив голову набок, а потом улыбнулась ему мягко, с любовью. Он нахмурился, на лице его было написано недоумение: он начинал понимать — что-то изменилось в их отношениях. Она даже выглядела как-то по-другому, хотя он не мог бы сразу сказать, в чем это выражалось.

— Ты опять разбросал свою одежду, — с шутливым упреком сказала она.

Макс не улыбнулся, а только поморщился. Сейчас ему было не до шуток. Клея явно решила уйти от него. Он понял это по тому, как она повернулась к нему и странно улыбалась и разговаривала. Клея явно собиралась порвать с ним.

Он вскочил на ноги одним гибким прыжком и, не обращая на нее никакого внимания, начал одеваться. Несколько минут она молча смотрела на него, а потом, не говоря ни слова, стала делать то же самое. Молчали они теперь как-то по-новому, у него в голове беспорядочно роились сердитые вопросы, у нее уклончивые ответы.

Одевшись, Клея внимательно посмотрела на Макса. Он уже сидел за письменным столом и просматривал бумаги — само воплощение деловитости.

— Если ты не возражаешь, — сказала она очень спокойно, — я пойду домой.

Он едва посмотрел на нее равнодушным, отстраненным взглядом.

— Мне кажется, я уже ничего не решаю, — сказал он таким холодным тоном, что внутри у нее что-то дрогнуло. Затем махнул рукой по направлению к двери: — Иди, конечно, иди.

Все кончено. Клея замешкалась у двери, затем подняла подрагивающие ресницы, чтобы напоследок еще раз взглянуть на него, как можно полнее вобрать в себя его образ.

У меня будет твой ребенок.

— Ну что, передумала? — Голос его прозвучал мягко, немного насмешливо, выведя ее из печального оцепенения.

Клея часто заморгала, чуть улыбаясь, — себе, а не Максу.

— Нет… Нет, не передумала, — сказала она тихо. — Прощай, Макс.

Если он что-то и ответил. Клея не слышала. Вот и все, с глубокой грустью подумала она. Сейчас все по-настоящему кончено.

Клея вышла из здания вокзала и оглянулась вокруг, отыскивая глазами благородную седовласую голову нового мужа своей матери, Джеймса Лэверна.

Еще в начале недели она позвонила Эми и договорилась, что приедет на уик-энд. В последний день Джо разрешил ей уйти с работы пораньше. Прощание было очень грустным, так как знали о ее уходе только Джо и Мэнди. К новой работе ей нужно приступать только через неделю в понедельник, так что вся следующая неделя была в ее распоряжении.