Когда прокурор заворочался, закряхтел, застонал, вполголоса крепко выругался и, наконец, проснулся, инициаторша вчерашнего праздника — а у пьяницы каждый день праздник, — встретила взгляд его заплывших с похмелья глаз лучезарной улыбкой и весело поприветствовала:

- Доброе утро, Эдик!

Тот некоторое время усиленно соображал, кто она такая, что тут делает, где он и как здесь очутился. “Где Кура, где мой дом?..” — солидарно с его натужными размышлениями мысленно произнесла специалистка по неприятностям.

Наконец в мутном, похмельном сознании пропойцы обозначился какой-то просвет. Савватеев откашлялся и хриплым голосом ответил:

- Здравствуйте.

- Неужели после всего, что было, мы опять на “вы”? — улыбнулась Алла.

- А что было?.. — осторожно спросил он.

- О-о! Много чего! — жизнерадостно сообщила она. — Сам убедишься. Желаешь еще поваляться в натуральном виде или все же оденешься, и мы продолжим разговор в цивильном обличье?

Оглядев себя, прокурор обнаружил, что лежит обнаженным, — укротительница мальчишей-плохишей в качестве меры дополнительного психологического воздействия не стала набрасывать на него одеяло — после двух бутылок коньяка не замерзнет.

- Ну и здоров ты пить, Эдичка! — Алла изобразила искреннее восхищение. — Три бутылки коньяку — как с куста! — Она намеренно преувеличила выпитое собутыльником, чтобы оправдать его головную боль, поганое настроение и общее недомогание — судя по страдальческой гримасе, самочувствие пьянчуги было, мягко говоря, ниже среднего. — Может, желаешь похмелиться?

- Я не похмеляюсь. — Эдуард Владимирович попытался ответить уверенно и с достоинством, но получилось слабовато и неубедительно.

- Ну, как знаешь, — пожала плечами устроительница неприятностей коррумпированным «служителям правосудия». — Будем общаться в теперешней позиции или все же встанешь?

Наверное, собеседнику было неловко лежать раздетым перед одетой дамой, но с похмелья он никак не мог найти выход из щекотливого положения. Не просить же даму выйти! Но и одеваться при ней неловко. К тому же, поблизости одежды не оказалось — она осталась в другой комнате, но Савватеев этого не знал. А воспитательница трудновоспитуемых не собиралась облегчать жизнь преступному прокурору — чем сильнее тот будет унижен, тем быстрее все завершится.

Наконец Эдуард Владимирович нашелся. Сдерживая стон — видно, голова трещит, просто мочи нет! — сел на кровати, сдернул изрядно помятое вчерашними игрищами черное шелковое покрывало и завернулся в него. Алла едва сдержала смешок — настолько комично выглядела его тучная фигура, задрапированная в черный шелк, — и порадовала себя “иронизмом”: «Жалок голый король, которому нечего показать».

- Я на минутку, — буркнул голый прокурор и нетвердой походкой направился к двери — все ж от термоядерной смеси коньяка со снотворным сил не прибавляется.

Посетив туалет и ванную, поплескав холодной водой в лицо, он вернулся в спальню. Алла заранее налила в высокий стакан минеральной воды и подала страдальцу. Тот выпил одним махом, тяжко вздохнул и обессилено сел на край кровати — других посадочных мест, кроме кресла, в котором устроилась гостья, в комнате не было.

- Эдик, махни-ка стопарик, зачем так издеваться над собственным организмом! — проявила понимание проблемы вчерашняя собутыльница. — Губит не выпивка, а отсутствие выпивки.

Не дожидаясь ответа, она сходила в кабинет и принесла бутылку коньяка и бокал. Щедро плеснув живительной влаги, добровольный «похметолог» протянула бокал страждущему. Судя по тому, как тряслись его руки, ее мнение: “Не пьет и… не отучишь”, - оказалось верным.