Иногда только он приподнимал голову и смотрел, не явится ли какой-нибудь начальник, у которого он мог бы получить объяснение странного поведения этих людей.
Впрочем, нельзя было определить, какое впечатление произвело на молодого путешественника это событие: лицо юноши было прикрыто по тогдашней моде черной шелковой маской, которая в то время называлась волком. Те части лица, которые показывались из-под маски, то есть верх лба и под бородок, были прекрасны и свидетельствовали о молодости, красоте и уме; зубы были маленькие и белые, глаза блестели сквозь отверстия маски.
Два огромных лакея, бледных и испуганных, хотя у каждого из них было по мушкетону на колене, ехали по обе стороны кареты и, казалось, были вместе с лошадьми привязаны к ее дверцам. Картина могла бы представлять сцену с разбойниками, останавливающими путешественника, если б все это происходило не днем, не возле гостиницы, без веселого Ковиньяка и спокойных лиц мнимых разбойников.
Увидев Ковиньяка, который вышел из гостиницы после разговора с Фергюзоном, молодой путешественник слегка вскрикнул от удивления и живо поднял руку к лицу, как бы желая убедиться, что маска по-прежнему на месте; нащупав ее, он несколько успокоился.
Хотя его движение было очень быстрым, однако ж оно не ускользнуло от внимания Ковиньяка. Он посмотрел на путешественника, как человек, привыкший понимать значение примет; потом невольно вздрогнул от удивления, почти равного тому, какое выказал кавалер в голубом, но быстро оправился и, сняв шляпу с особым изяществом, сказал:
— Добро пожаловать, прекрасная дама.
Глаза путешественника в прорезях маски сверкнули изумлением.
— Куда вы едете? — спросил Ковиньяк.
— Куда я еду? — повторил путешественник, как будто не заметив слов «прекрасная дама». — Куда я еду? Вы должны знать это лучше меня, если мне нельзя ехать, куда я хочу. Я еду, куда вы меня повезете.
— Позвольте заметить вам, сударыня, — отвечал Ковиньяк с еще большей вежливостью, — что это не ответ. Ваш арест продолжится несколько минут. Когда мы потолкуем немного о наших общих делишках с открытыми лицами и сердцами, вам позволено будет ехать далее.
— Извините, — сказал путешественник, — прежде всего позвольте мне поправить одну вашу ошибку. Вы принимаете меня за женщину, между тем, как видно по платью, я мужчина.
— Вы, верно, знаете латинскую пословицу: Ne nimium crede colon, что значит — «Умный не судит по наружности», а я стараюсь казаться умным. Вот и вышло, что, хотя на вас мужской костюм, я узнал…
— Кого? — спросил путешественник со страхом.
— Я уже сказал вам — даму.
— Но если я женщина, зачем вы арестовываете меня?
— Э, черт возьми, потому что в наше время женщины гораздо опаснее мужчин. Ведь наша война могла бы по-настоящему называться женской войной. Королева и принцесса Конде — это две воюющие державы. Они назначили генерал-лейтенантами герцогиню де Шеврез, герцогиню де Монбазон, герцогиню де Лонгвиль… и вас. Герцогиня де Шеврез — генерал коадъютора; герцогиня де Монбазон — генерал принца де Бофора; герцогиня де Лонгвиль — генерал герцога де Ларошфуко, а вы… вы, кажется мне, генерал герцога д’Эпернона.
— Вы с ума сошли! — сказал молодой путешественник, пожимая плечами.
— Я вам не поверю, прекрасная дама, так же, как не поверил сейчас одному молодому человеку, который говорил мне то же самое.
— Вы, может быть, уверяли ее, что она мужчина?
— Именно так. Я узнал этого маленького дворянина, потому что видел его как-то вечером в начале мая около гостиницы метра Бискарро, и теперь не обманулся его юбками, чепчиком и тоненьким голоском точно так, как меня не обманут ваш синий камзол, серая шляпа и сапоги с кружевами. |