Все присутствующие с особенным вниманием следили за Гито, который должен был сыграть роль искры для взрыва, ожидаемого с такими различными чувствами.

Армия тоже ждала Гито с большим нетерпением; едва вышел он на левый берег Дордони, едва его узнали, как все взгляды устремились на него. Маршал де Ла Мельере, увидев его, оставил кружок офицеров, с которыми разговаривал, и пошел к нему навстречу.

Маршал и Гито поговорили несколько минут. Хотя река довольно широка в этом месте и хотя офицеры стояли довольно далеко от вестника, однако все заметили, что лицо маршала выражало изумление. Было очевидно, что полученное приказание казалось ему несвоевременным; поэтому он с сомнением взглянул на террасу, где стояла королева со своей свитой. Но Анна Австрийская, поняв его мысль, повелительно кивнула ему головой и махнула рукой. Маршал, давно знавший непреклонность королевы, опустил голову в знак если не согласия, то повиновения.

В ту же минуту по его приказанию три или четыре капитана, занимавшие при нем те должности, которые в наше время исполняют адъютанты, вскочили на коней и поскакали по разным направлениям.

Везде, где они проезжали, только что начатые лагерные работы тотчас прекращались; при звуках барабанов и труб солдаты бросали солому, которую несли, и молотки, которыми вбивали колья для палаток. Все бежали к оружию: гренадеры брались за ружья, простые солдаты — за пики, артиллеристы бросались к пушкам. Произошла невообразимая суматоха от столкновения всех этих людей, бежавших в различных направлениях; однако мало-помалу положение на огромной шахматной доске прояснилось, порядок сменил суматоху, каждый солдат стал на свое место в ряду и под свое знамя: гренадеры — в центре, королевская гвардия — на правом крыле, артиллерия — на левом. Барабаны и трубы замолчали.

Один барабан слышался за ретраншементами и потом замолк. На равнине воцарилось мертвое молчание.

Тут раздалась команда, громкая, твердая и ясная. Находясь довольно далеко, королева не могла расслышать слов, но увидела, что войска тотчас построились в колонны; она достала платок и стала махать им, а маленький король закричал лихорадочным голосом, топая ногами:

— Вперед! Вперед!

Армия отвечала единым криком: «Да здравствует король!» Потом артиллерия пустилась в галоп и заняла позицию на небольшом возвышении; при звуках барабанов, выбивавших сигнал атаки, двинулись и колонны.

То была не правильная осада, а только приступ. Ретраншементы, построенные Ришоном наскоро, представляли собой просто земляные валы. Стало быть, не было необходимости подходить к ним под прикрытием траншей, следовало просто атаковать их. Однако искусный верский комендант принял все возможные меры предосторожности и удачно воспользовался всеми особенностями местности.

Вероятно, Ришон взял себе за правило не стрелять прежде врагов, потому что и на этот раз ждал первого выстрела королевских войск. Только потом, как и во время первого нападения, из-за укреплений показался страшный ряд мушкетов, которые уже нанесли так много вреда королевской гвардии.

Затем загремели шесть орудий маршала, и полетела земля с парапетов и палисадов, венчавших валы.

Ответ крепостных орудий не заставил себя ждать. Они тоже заговорили и многих положили в королевских войсках. Но по команде начальников эти кровавые борозды исчезли; края раны, на миг открывшись, вновь закрылись, и главная колонна, на минуту расстроенная, опять сомкнулась и пошла вперед.

Пока заряжали орудия, с обеих сторон началась стрельба из мушкетов.

А через пять минут залпы с двух сторон раздались в одно и то же время, как два удара грома, прогремевшие вместе.

Погода была тихая, безветренная, и дым оставался висеть над полем битвы. Скоро осажденные и осаждавшие исчезли в его облаках, которые изредка прорезывались огненными молниями артиллерийских выстрелов.

Время от времени из этих облаков, из последних рядов королевского войска, выходили люди, шатаясь, и через несколько шагов падали, оставляя за собой кровавый след.