Несмотря на то что я спровоцировала его на необдуманный поступок, подобная дерзость рассердила меня. Я попыталась оттолкнуть его, упираясь ладонями в кожаный жилет. Но битва была проиграна, не успев начаться. И не только потому, что я не могла справиться с человеком, который гораздо крепче меня физически. Я не могла бороться с разгоревшейся во мне страстью, с огнем, полыхавшим в моей крови. Признаться честно, я не очень усердно вырывалась из объятий, когда его вездесущий язык раздвинул мои губы.

В тот момент я почувствовала, что ноги мои подкашиваются.

Ослабевшую от неведомых чувств, он увлек меня в сумерки отцовской конюшни. Но ведь я этого и хотела! Разве не об этом говорили мы друг другу глазами, украдкой обмениваясь взглядами не одну неделю? Разве не я своими, будто случайными, прикосновениями побуждала его к решительным действиям? Разве не я мучительно мечтала узнать, о чем шепчутся между собой молодые служанки? Вот-вот и мне откроется тайна!

Даже передумай я сейчас, он не позволил бы мне уйти…

Он прижимал меня к жесткой перекладине стойла. Ноги по колено утопали в сене, от которого чудесно пахло — сладко и свежо. Здесь было тепло и сумрачно. В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь щели, плясали пылинки — узкие полосы света походили на туго натянутые нити. Все чувства во мне были так же напряжены, как эти напоминавшие тетиву лука золотые лучи. Бедра его плотно прижимались к моим, так, что я могла ощутить силу его желания. Стройное мускулистое тело, которым я часто любовалась исподволь, теперь было волнующе близко.

Он распустил узел на шалевом воротнике моей блузки, который был завязан с элегантной небрежностью, и принялся расстегивать пуговицы. Крохотные перламутровые шарики легко поддавались, выскальзывая из узких, обработанных вручную петель.

Я вскрикнула, когда он накрыл мою грудь ладонями. Не желая возиться с застежками моего батистового лифа, он просто опустил его.

Ошеломленная, я прикрыла глаза, откинула голову назад, к деревянной стойке, и в тот момент, когда губы его коснулись моих трепещущих сосков, я почувствовала, что сдалась окончательно. Я и представить не могла, что мужские губы способны дарить такое наслаждение. Это называлось грехом, не так ли? Переполнявшие меня чувства были порождением зла — и в то же время божественно прекрасными! Соски мои отвердели и напряглись под влажными прикосновениями его языка. Выгнув спину, я выкрикнула его имя.

— Тише, тише, любовь моя, — прошептал он тягуче, с акцентом, который мне так нравился. — Нам надо быть осторожнее.

Его руки не ведали, что такое благопристойность, для них не существовало никаких запретов. Приподняв подол моего бархатного бордового костюма, смяв нижние кружевные юбки, он коснулся обнаженного тела. Нашептывая мне на ухо грубовато-ласковые слова и согревая теплом своего дыхания, он продолжал ласкать меня с терпеливой нежностью, несмотря на то что обуревавшее его желание становилось слишком явным.

Он расстегнул брюки. Я увидела его размеры и испугалась. Он заметил это и успокоил меня. Он оказался теплым, гладким и твердым. Он заполнил меня всю… Мне было так хорошо, что, казалось, душа расставалась с телом. Он жадно целовал мою грудь, с каждым толчком погружаясь в меня все глубже и глубже…

— Элизабет!

Этот окрик грубо вторгся в мечты Элизабет Берк. Виновато моргая, она тряхнула головой. Глаза лазурной голубизны остановились на женщине, появившейся на пороге магазина подарков. Элизабет была, по существу, его владелицей: работала за менеджера, бухгалтера и продавщицу, вместе взятых. Она хорошо знала этот укоряющий взгляд: «Все мечтаешь? Ну-ну…»

Лила свыклась с привычкой сестры грезить наяву, хотя и корила за рассеянность.