Растерянная Вероника пожала плечами.

– Да я же… ну, правду. Все, как и есть на самом деле.

– Правду! – возмутилась Ольшанская. – А кому нужна твоя правда? Что ты – принцесса на горошине? И что тебе так повезло? Подкидыш, а вылезла! Столица, муж-москвич, профессорская семья… Квартира на Фрунзенской, дача в Кратово. Сын отличник, свекровь золотая… Ты что, не врубаешься? Ты ж такая везучая, такая благополучная, что от тебя… просто тошнит! Такая же гладкая, без швов и зацепок, как твой костюм от Армани. Нет, Вероника! Ты просто блаженная! Дурочка, ей-богу, не обижайся. Чайнички, маечки… И как можно, существуя в нашем гадюшнике, оставаться блаженной? Не понимаю. Может, прикидываешься? Грамотно так? Ты уж прости – я человек правдивый, как говорится.

– Я заметила, – буркнула Вероника, – страшно правдивый!

– Страшно, – затянулась сигаретой Ольшанская, – только умная: правдивая, когда надо. Даже Андерсен, – она кивнула на Женю, – и то молодец. Про природу, прибой, про искусство!

– Андерсен? – рассмеялась Женя. – А меня – за что? Так?

– Да потому что брехня! – разбушевалась Ольшанская. – Все твои книги – брехня! И где это ты видела сплошь счастливые концы? Где углядела такое количество бравых героев? Мужики у тебя верные, работящие, жалостливые. Отцы золотые, сыновья сказочные. Ты ж – как Стас Михайлов для них. Для баб наших, в смысле. Он про любовь, и ты про любовь. Он ноет, и ты поднываешь. И баб наших дуришь. Сказочками про красивую любовь. А все оттого, что ни черта не смыслишь. В этом деле. А еще – инженер человеческих душ! А опыт у тебя? Ну, какой? Выскочила замуж после школы и с одним мужиком так по жизни и тащишься! Что ты можешь знать про бабью долю? Вот и кормишь нас своими сладкими сказочками. Со счастливым концом. А где ты эти концы видела? Процентов пять ведь, не больше. И все это тонет в океане бабьих слез и страданий.

Женя рассмеялась в голос.

– Ну вы… ты даешь, заслуженная! Так меня еще ни разу. Чтоб мордой об стол! Я не в обиде – ты тоже народ. Просто… не очень счастливый, что ли…

Ольшанская серьезно посмотрела на Женю.

– А ты… ты у нас… Очень счастливая? Что-то не верится. Ты уж прости.

– Временами, – кивнула Женя, – не сомневайся. И еще… может быть, и хорошо, что они поверят? Ну, в то, что всем будет счастье? Ты об этом не думала?

Вероника глянула на часы.

– Пойдемте скорее! Нас, наверное, ждут.

– Подождут! – буркнула Ольшанская и бросила бычок в урну. – Скорее бы это закончить, – пробурчала она. – Всю эту галиматью паскудную!

Они вошли в студию гуськом и увидели недовольную Тобольчину, нервно поглядывающую на часы.

– Последний блок! – коротко бросила она. – Можно было поторопиться!

Все расселись, и снова появились гримеры с кисточками и спонжиками.