|
Утром она хотела лишь одного – чтобы его визит был как можно короче: он был против всех правил, он был бесцелен; но теперь, когда Каспар готов был откланяться, она пришла вдруг в ужас от того, что он так и уйдет, не проронив ни слова, позволившего бы ей сказать в свое оправдание больше, чем в том письме, которое она написала месяц назад, извещая его несколькими скупыми, тщательно обдуманными фразами о своей помолвке. Но если она ни в чем не виновата, откуда в ней это желание оправдываться? Не чрезмерное ли с ее стороны великодушие – желать, чтобы мистер Гудвуд на нее рассердился? И если бы мистер Гудвуд не держал себя все время в руках, ему пришлось бы теперь призвать на помощь всю свою твердость, когда она вдруг воскликнула таким тоном, словно обвиняла его в том, что он обвиняет ее:
– Я не обманула вас! Я ничем не была связана! – Я это знаю, – сказал Каспар. – Я вас прямо предупредила, что буду делать все, что мне будет угодно. – Вы сказали, что, скорее всего, никогда не выйдете замуж, и сказали так, что я поверил. Изабелла на секунду задумалась. – Я сама больше всех удивлена своим решением. – Вы сказали, – даже если я услышу, что вы выходите замуж, чтобы я этому не верил, – продолжал Каспар. – Я услышал это двадцать дней назад от вас самой. Я подумал, а может быть, здесь какая‑то ошибка, потому отчасти и приехал. – Если вы хотите услышать это из моих уст, что ж, я готова повторить. Во всяком случае, никакой ошибки здесь нет. – Я понял это, как только вошел в комнату. – Вам‑то что за прок, если бы я никогда не вышла замуж? – спросила она с каким‑то ожесточением. – Все лучше, чем это. – Я уже говорила вам, вы очень эгоистичны. – Да, знаю. Эгоистичен, как железный истукан. – Даже железо иногда плавится и мягчает. Если вы будете вести себя благоразумно, мы еще увидимся с вами. – Разве теперь я веду себя не благоразумно? – Не знаю, что вам и сказать, – проговорила она вдруг смиренно. – Я не долго буду досаждать вам, – продолжал Каспар. Он сделал шаг к двери и остановился. – Другая причина, по которой я приехал, это желание услышать, как вы объясните то, что изменили свое решение. От смирения ее вмиг не осталось и следа. – Как объясню? Вы полагаете, я должна объяснять? Он снова посмотрел на нее долгим молчаливым взглядом. – Вы так твердо тогда сказали, что я поверил. – Я тоже. Неужели вы думаете, я могла бы объяснить, даже если бы пожелала? – Нет, не думаю. Что ж, – сказал он, – я сделал, что хотел. Повидал вас. – Как легко вы переносите эти ужасные путешествия, – сказала она, понимая всю скудость своих слов. – Если вы боитесь, что меня можно подобным образом сбить с ног, – пусть это вас не тревожит. Он отвернулся, на этот раз окончательно, и направился к двери; так они и расстались, не обменявшись рукопожатием, не кивнув друг другу на прощание. Держась за ручку двери, он остановился. – Завтра же я уеду из Флоренции, – проговорил он недрогнувшим голосом. – Как я этому рада! – воскликнула она горячо. Через пять минут после его ухода она разрыдалась.
33
Однако плакала Изабелла недолго, от ее слез не осталось и следа, когда час спустя она преподнесла свою великую новость тетушке. Сказав «преподнесла», я не оговорился. Изабелла знала наверное, что миссис Тачит будет недовольна; но не это удерживало ее, – она хотела сперва повидаться с мистером Гудвудом. |
