|
Она была не менее предупредительна, чем обычно, и с обычной заботливостью оберегала свои воздушные юбки; в руке она сжимала букетик и по меньшей мере в двадцатый раз пересчитывала цветы. Изабелла рядом с ней невольно чувствовала себя старой, она и забыла, когда в последний раз на балу испытывала радостный трепет. У Пэнси, пользовавшейся несомненным успехом, никогда не было недостатка в кавалерах, и едва лишь они вошли в зал, как она передала свой букетик не собиравшейся нынче танцевать Изабелле. Прошло несколько минут, и охотно оказавшая ей эту услугу Изабелла увидела поблизости от себя Эдварда Розьера, и вот он уже стоял перед ней. От его приятной улыбки не осталось и следа, весь облик дышал воинственной отвагой. Столь неожиданная метаморфоза вызвала бы, наверное, у Изабеллы улыбку, если бы она не понимала, что по существу все обстоит крайне серьезно, поскольку обыкновенно от этого джентльмена пахло гелиотропом, а не порохом. Он посмотрел на нее с каким‑то подобием свирепости, словно давая ей понять» что опасен, но тут заметил в руке у Изабеллы букетик, и взгляд его, задержавшись на нем, заметно смягчился.
– Одни анютины глазки; должно быть, это ее. Изабелла приветливо улыбнулась ему. – Вы угадали, она оставила его мне на время танца. – Дайте мне хоть секунду подержать его, миссис Озмонд, – взмолился бедный молодой человек. – Нет; я вам не доверяю, вы мне его не вернете. – Вы правы, я за себя не ручаюсь, я могу тут же с ним сбежать. Но дайте мне хотя бы один цветок. Изабелла несколько мгновений колебалась, потом, все так же улыбаясь, протянула ему цветы. – Вот, выберите сами, – сказала ока. – Страшно даже подумать, что я для вас делаю. – И это все, и больше вы ничего не сделаете, миссис Озмонд? – вставив в глаз монокль и тщательно выбирая цветок, воскликнул Розьер. – Не смейте вдевать его в петлицу, – сказала она. – Не смейте, слышите! – Мне хотелось бы, чтобы она увидела. Она отказывается со мной танцевать, но я желал бы показать ей, что все равно в нее верю. – Показать это ей куда ни шло, но нельзя показывать этого другим. Отец запретил ей танцевать с вами. – И это все, что вы для меня сделаете? Я ожидал от вас большего, миссис Озмонд, – проговорил молодой человек с какой‑то многозначительной укоризной. – Ведь мы с вами столько лет знакомы, чуть ли не со времен нашего невинного детства. – Не внушайте мне, что я так стара, – терпеливо ответила Изабелла. – Зачем постоянно возвращаться к тому, чего я не отрицаю? Но хоть мы с вами и старые друзья, если бы вы оказали мне честь и просили моей руки, я бы вам, не задумываясь, отказала. – Значит, вы ни во что меня не ставите. Уж признались бы тогда сразу, что считаете меня просто‑напросто парижским мотыльком. – Я очень высоко вас ставлю, но нисколько не влюблена в вас. Конечно, я имею в виду, не влюблена в вас как в претендента на руку Пэнси. – Что ж, понятно. Вы меня жалеете, только и всего. – И, не вынимая монокля из глаза, он почему‑то огляделся по сторонам. Для Эдварда Розьера было новостью, что он может прийтись не по вкусу, и у него по крайней мере хватило гордости не показать вида, что он готов принять это за общее правило. Изабелла ответила не сразу. В его манере держаться, в его наружности не было ничего от настоящего трагического величия; чего стоил хотя бы один его монокль. Но неожиданно она почувствовала себя растроганной – в конце концов их несчастья были чем‑то сродни; впервые она так ясно увидела, что перед ней если и не в очень романтической, то в очень убедительной форме самое что ни есть берущее за душу – борющаяся с превратностями юная любовь. |
