Изменить размер шрифта - +
На четвертый день вечером Озмонд заговорил об исчезновении их знатного гостя.

– Куда пропал Уорбертон? Так сбегают от лавочника, который собирается предъявить счет.

– Не имею представления, – ответила Изабелла. – В последний раз я видела его в прошлую пятницу, на балу у немецкого посланника. Он сказал, что хочет написать вам.

– Никаких писем я от него не получал.

– Так я и поняла, иначе вы сказали бы мне.

– А он, видно, с чудачествами, – заметил многозначительно Озмонд и, поскольку Изабелла ничего ему не возразила, осведомился, неужели его светлости требуется пять дней, чтобы сочинить письмо.

– Он с таким трудом выражает свои мысли?

– Не знаю, – вынуждена была ответить Изабелла. – Я ни разу не получала от него писем.

– Ни разу? А у меня сложилось впечатление, что одно время вы состояли с ним в сердечной переписке.

Она ответила, что впечатление его ошибочно, и прекратила разговор. Назавтра, однако, муж ее, войдя под вечер к ней в гостиную, опять его возобновил.

– Когда лорд Уорбертон сообщил вам о намерении написать мне, что вы ему сказали?

На секунду она замялась.

– По‑моему, я сказала ему, пусть только не забудет.

– Вам показалось, что такая опасность существует?

– Как вы сами говорите, он с чудачествами.

– Тем не менее он, очевидно, забыл, – сказал Озмонд. – Потрудитесь, пожалуйста, ему напомнить.

– Вам угодно, чтобы я написала ему? – спросила Изабелла.

– Ничего не имею против.

– Вы ждете от меня слишком многого.

– О да, я многого от вас жду.

– Боюсь, я должна буду вас разочаровать.

– Я уже не раз бывал разочарован сверх всякого ожидания.

– Мне ли этого не знать! Но подумайте о том, какое разочарование постигло меня. Если вы в самом деле так жаждете прибрать к рукам лорда Уорбертона, придется вам делать это собственными руками.

Последовало долгое молчание; наконец Озмонд сказал:

– Это будет нелегко, если учесть, что вы действуете против меня.

Изабелла внутренне сжалась; ее стала бить дрожь. Он умел так смотреть на нее из‑под прикрытых век, будто, думая о ней, ее не видит; Изабелле чудилось в этом что‑то очень злонамеренное. Словно он покорялся досадной необходимости думать о ней, но замечать ее присутствие не желал. Сейчас он преуспел в этом, как никогда.

– По‑моему, вы обвиняете меня в какой‑то страшной низости, – ответила она.

– Я обвиняю вас в том, что вы не заслуживаете доверия. Если он так и не доведет начатое до конца, то лишь потому, что его удержали вы. Не знаю, низость ли это; женщины обычно проделывают такого рода вещи не задумываясь. Я не сомневаюсь, что вы приписываете себе самые высокие побуждения.

– Я вам сказала, я сделаю все, что могу, – продолжала она.

– Да, чтобы выиграть время.

Как только он это произнес, ее вдруг пронзила мысль, что когда‑то он казался ей прекрасным.

– До чего же вам, должно быть, хочется завладеть им!

Не успев еще договорить, она поняла весь подспудный смысл своих слов, хотя, начав фразу, еще сама его не понимала. Она как бы невольно сопоставила себя с Озмондом, напомнила о том, что было время, когда она держала это вожделенное сокровище в руках и сочла себя достаточно богатой, чтобы его обронить. На миг она возликовала, испытала какой‑то безобразный восторг оттого, что удалось его ранить, ибо лицо его сразу же сказало Изабелле, что ее восклицание донеслось до него во всей своей полноте. Он не стал ее разубеждать, а только быстро сказал:

– Да, мне хочется этого чрезвычайно.

Быстрый переход