|
Путь до Гарденкорта прошел почти в полном молчании: встретивший путешественников на станции слуга не порадовал их добрыми известиями о самочувствии мистера Тачита, и Ральф благословил судьбу, что заручился обещанием сэра Мэтью Хоупа прибыть вслед за ними пятичасовым поездом и остаться в Гарденкорте на ночь. Миссис Тачит, как доложили Ральфу по приезде домой, неотлучно находилась при больном, сейчас тоже она дежурила у его постели, и, услышав это, он подумал, что его матери недоставало только повода проявить себя. Истинно благородные натуры сказываются в дни испытаний. Изабелла прошла к себе; она не могла не обратить внимания на царившую в доме гнетущую тишину – предвестницу несчастья. Подождав около часа, она решила спуститься вниз, разыскать тетушку и расспросить ее о состоянии мистера Тачита. В библиотеке, куда она прежде всего направилась, никого не оказалось, а так как погода, и без того сырая и холодная, теперь совсем испортилась, вряд ли можно было предположить, что миссис Тачит отправилась на свою обычную прогулку в парк. Изабелла протянула было руку к звонку, чтобы послать на половину миссис Тачит служанку, когда слуха ее коснулся неожиданный звук – вернее, звуки негромкой музыки, доносившиеся, по‑видимому, из гостиной. Изабелла не помнила, чтобы тетушка когда‑нибудь открывала фортепьяно, – стало быть, играл скорее всего Ральф, иногда музицировавший для собственного удовольствия. И если в такую минуту он позволил себе развлечься, это могло означать только одно – он уже не страшился за жизнь отца, и наша героиня, сразу же повеселев, устремилась к источнику гармонии. Под гостиную в Гарденкорте была отведена просторная зала, фортепьяно стояло в конце, противоположном от двери, в которую вошла Изабелла, и сидевшая за инструментом особа не заметила ее появления: оказалось, это не Ральф и не его мать, а какая‑то дама, совершенно ей незнакомая, как сразу же определила Изабелла, хотя та и сидела к ней спиной. Несколько мгновений Изабелла с удивлением взирала на эту спину – плотную и облеченную в красивое платье. Несомненно, она принадлежала какой‑то гостье, которая прибыла в Гарденкорт во время отсутствия Изабеллы и о которой никто из слуг – в том числе и тетушкина горничная, прислуживавшая ей после приезда, – не сказал ни слова. Впрочем, Изабелла уже усвоила, что неукоснительное исполнение чужих приказаний может сочетаться с глубокой сдержанностью, а тетушкина горничная, к чьим рукам Изабелла питала некоторое недоверие, хотя, может быть, именно по этой причине они доводили ее нарядное оперение до полного блеска, держалась с нею – Изабелла ощущала это на каждом шагу – особенно сухо. Появление гостьи само по себе нисколько не огорчило Изабеллу, так как она еще не утратила свойственной юным существам веры, что каждое новое знакомство оставит в их жизни значительный след. Но, еще прежде чем все эти мысли мелькнули у нее в голове, она уже поняла, что сидящая за фортепьяно дама играет удивительно хорошо. Она играла Шуберта – что именно, Изабелла не знала, но, несомненно, это был Шуберт, – и в ее туше ощущалась особая мягкость, в нем было мастерство, в нем было чувство. Бесшумно опустившись на ближайший стул, Изабелла слушала, пока не замерли последние аккорды. Когда незнакомка кончила играть, Изабелле захотелось ее поблагодарить. Но не успела она встать, как та круто обернулась, словно почувствовала ее присутствие.
– Прекрасная вещь, а ваше исполнение делает ее еще прекраснее, – сказала Изабелла со всей горячностью молодости, с которой она неизменно изливала свои идущие от сердца восторги. Ведь я не потревожила мистера Тачита, как вы думаете? – откликнулась музыкантша со всей учтивостью, какой заслуживал подобный комплимент. – Дом такой большой, а его комната так далеко, что я осмелилась на это, тем более что играла только du bout des doigts.[27] «Француженка, – подумала Изабелла, – она произнесла это, как настоящая француженка». |
