Изменить размер шрифта - +
Это когда многих и в отпуск уже отпустили, и в увольнение.

В субботу вечером Павлов и почти весь генералитет сидели в Минской опере, смотрели балет «Спящая красавица». Часов в восемь, в самый разгар балетного действа, Павлова позвали к телефону: звонил начальник генштаба Жуков. Спросил:

— Ты, сказали мне, сейчас в опере?

— Так точно, Георгий Константинович! — И пояснил: — Суббота.

— Разговор не для оперы. Через пятнадцать минут перезвоню тебе в штаб округа. — И положил трубку.

Павлов чертыхнулся, покинул оперу и через десять минут был у себя в кабинете. Так спешил, что даже запыхался. Едва отдышался, едва просмотрел последние сводки, звонок:

— Как там у тебя обстановка на границе, Дмитрий Григорьевич? — услыхал он голос Жукова.

— Пограничники отмечают шум танковых двигателей, — ответил Павлов, скользя глазами по листу бумаги. — Но самих танков не наблюдают. Авиаторы докладывают, что видят на сопредельной стороне движение в сторону границы, но с какой целью, определить не могут. — И добавил, чтобы Жуков не усомнился в его политической ориентации: — Скорее всего, с провокационной. Так я полагаю.

— Наверняка, — согласился Жуков. — Но ты посматривай, чтобы не поддавались на провокации. А то у нас горячих голов много.

— Знаю, Георгий Константинович. Посматриваю.

— И штаб свой не распускай. Не исключено, что немцы устроят нам провокацию. Так чтобы не застали нас в постели.

— Ясно, Георгий Константинович, примем меры.

Еще через пару часов позвонил нарком Тимошенко:

— Слушай, Дмитрий Григорьевич. У нас есть данные, что немцы что-то замышляют. Ты там у себя проверь, чтобы не спали.

— Может, объявить боевую готовность?

— Подожди. Мы сейчас готовим директиву в округа. Через час получишь. Но кое-какие меры принять можешь. Для страховки. Но не переборщи.

— Сделаем, Семен Константинович, будьте спокойны.

— Товарищ Сталин очень на вас надеется.

— Оправдаем, Семен Константинович. Так и передайте товарищу Сталину.

Павлов положил трубку, посмотрел на своего начальника штаба генерала Климовских, произнес с усмешкой:

— Нервничают в Москве. Да и как не нервничать: а вдруг война? Давай подумаем, что надо сделать, чтобы, как сказал нарком, не проспать.

— По-моему, Дмитрий Григорьевич, лучше дождаться директивы, — посоветовал еще более осторожный начштаба. — А то, сам понимаешь: сдвинешь с места одно, за ним потянется другое, за другим третье — не остановишь.

— И то верно. Однако позвони командующим армиями самолично, чтобы тоже не спали. Скажи, что возможна провокация.

— Хорошо, позвоню.

То же самое происходило в других округах: все всё слышали, сознавали, но никаких мер не принимали.

Лишь в Одесском военном округе и на Черноморском флоте, предварительно поставив Москву в известность, вывели войска из казарм и палаточных лагерей, выдвинули их на заранее подготовленные рубежи, самолеты рассредоточили по запасным аэродромам, замаскировали танковые и артиллерийские части, на кораблях сыграли боевую тревогу и стали ждать. И когда немецкая и румынская авиация пересекла границу, ее встретили организованным огнем зенитных батарей, атаковали истребителями, а потом бомбардировщиками нанесли ответные удары по авиабазам, по румынским и болгарским портам, по их флотам и нефтепромыслам Плоешти. И все лишь потому, что нашелся там человек — начальник штаба округа генерал Захаров, — который всю ответственность взял на себя.

Впрочем, не только в Одесском округе находились смелые и ответственные командиры.

Быстрый переход