Каннегисер шел молча, казалось, не слышал, что ему говорят. И все убыстрял и убыстрял шаги, так что коротконогий спутник его, чтобы не отстать, вынужден был трусить рядом, подпрыгивая, хватая Леонида за рукав.

— Извини, — молвил Каннегисер, неожиданно останавливаясь и отрывая руку Бабеля от своего рукава. — Я спешу. — Пошагал дальше и скоро исчез за поворотом.

Бабель некоторое время смотрел недоуменно вслед быстро удаляющейся фигуре, пожал плечами: эти Каннегисеры… они всегда были снобами. Кому-кому, а им революция поперек горла. Ну и черт с ними!

Глава 3

— Эй, ха́ждани-иин! — окликнул Бабеля мужской голос с тем неистребимым малороссийским, местечковым акцентом, по которому говорящего тотчас же можно выделить изо всех, изъясняющихся на русском языке.

Бабель обернулся.

На противоположной стороне улицы стояли два солдата в фуражках без кокард, в обмотках, в сильно поношенном обмундировании. На плечах винтовки. А чуть впереди них человек в кожаных куртке, фуражке и штанах, с желтой кобурой с торчащей из нее рукояткой револьвера. Большой красный бант на груди и красная же повязка на рукаве особенно бросались в глаза. Как и высокие ботинки на шнуровке. Такие носят в Англии, в Петрограде их не купишь ни за какие деньги. Зато можно купить в Одессе. Человек этот как будто специально вырядился таким образом, чтобы резко выделяться из толпы петроградцев, из кого бы она ни состояла.

— Вы до мене? — спросил Бабель, тыча себя в грудь.

— До вас, до вас! — подтвердил кожаный человек. — Подходьте уже до нас. П’ховехка документов.

Бабель пересек улицу, подошел, на ходу вытаскивая бумагу, удостоверяющую в том, что гражданин Бабель И. Э. является штатным сотрудником «Красной газеты».

Кожаный человек мельком глянул на бумагу и произнес, как отрезал:

— Это не имеет быть за настоящий документ. Такой документ я уже моху написать сам. Я не вижу здесь, чем хазличать в нем за ваше социальное лицо.

— При чем тут мое лицо? — возмутился Бабель. — Мое лицо не может о чем говорить. Как, между прочим, и за ваше таки уже тоже…

Черные на выкате глаза кожаного человека вспыхнули черным — почти потусторонним — светом.

— Вы имеете нахушать хеволюцьённый похядок! — выдавил он сквозь зубы. — Мы не имеем пхава возможности техпеть пхотив такой нахушений.

— Да что я такое нарушил? — воскликнул Бабель. — Я уже ничего таки не нарушал!

— Кокнуть его — и дело с концом, — посоветовал солдат с рыжеватой бородой. — И добавил: — Ишь, вырядился, чертова кукла буржуйская.

— Да какой же я уже буржуй! — возмутился Бабель. — Я всей душой за революцию, интернационал и свободу для пролетариата.