Изменить размер шрифта - +

На момент первой встречи с Сэтом Беатрис считала его виновным чуть ли не во всех смертных грехах. Особенно в том, что она больше не была измененной и не могла сама помочь Люку. Заблуждения на его счет можно тоже занести в копилку собственной глупости, вот только легче от этого не станет.

Дверь в палату открылась, Беатрис встретилась взглядом с доктором и поняла, что выглядит хуже, чем предполагала. Улыбка покинула лицо Беннинга, как только он переступил порог, взгляд стал мрачным и серьёзным. По всей видимости, ему было неприятно видеть дополнительный раскрас на её лице, нанесенный Вальтером.

— Все так страшно? — собственный голос казался хриплым и грубым, говорить было трудно. Действие обезболивающих заканчивалось, и тело отзывалось запоминающимися ощущениями на каждое неловкое движение.

Беннинг поинтересовался о её самочувствии, в ответ Беатрис только усмехнулась. Она была искренне рада, что слезы успели высохнуть. Одно дело, что ты чувствуешь сама, другое — когда позволяешь другим видеть свою слабость.

— Понадобится достаточно времени, чтобы вы поправились.

Он говорил это чтобы успокоить её или себя?

— У меня не будет времени, док. С наибольшей вероятностью сегодня или завтра мне ещё добавят увечий, поэтому спасибо за ваш неиссякаемый оптимизм, но я бы предпочла услышать что-нибудь более смелое из уст мужчины по половым признакам.

Он едва уловимо покраснел, неловко улыбнулся.

— Можете называть меня Зак. Люк представлял вас именно такой, храброй и бескомпромиссной.

— Ниже пояса, — взгляд Беатрис стал жестким. Люк не стал бы рассказывать о ней первому встречному. Что в докторе такого, что он решил ему довериться? Был ли мужчина его последней надеждой или в самом деле оказался достойным его доверия?

— Люк стал первым участником эксперимента. На нем тестировали новый вирус, потому что результаты его анализов были крайне неутешительными. Он не протянул бы и недели. То, что должно было его вылечить, сделало его… — Зак запнулся, подбирая слова. — Не человеком.

Беатрис сильно сомневалась, что Вальтер действовал в интересах Люка и спасал ему жизнь.

У мальчика не было выбора, но у Вальтера был. Позвонить ей. Позволить обнять в последний раз, проститься с ним, а не бросить на амбразуры. Заранее зная, что в случае неудачи ребенок умрет в одиночестве.

— Процесс необратим? — Беатрис не отпускала взгляд доктора. — Кто он сейчас? Кем станет через месяц?

— Не думаю, что это можно исправить. Мне жаль, — Зак закашлялся, достал платок и на время приступа отвернулся от Беатрис. — В нем сохранились основные инстинкты и ничего кроме.

Беатрис глубоко вздохнула, но предпочла сменить тему даже в собственных мыслях. Если думать о Люке и о представлении, которое собирался устроить Вальтер, можно наделать много глупостей.

Беннинг интересная и далеко не последняя фигура во всей этой истории. Он общается с Вальтером не так, как остальные. Его кашель — очередной трюк, достойный внимания. Во время Второй мировой Беатрис работала в военном госпитале и прекрасно представляла, чем отличается естественный изматывающий кашель от надрывного на публику.

Она поманила Беннинга пальцем, побуждая наклониться ближе.

— Я по достоинству оценила ваш актерский талант, — шепотом произнесла Беатрис, — пытаетесь развесить щедрые порции макаронных изделий по ушам Вальтера? Зачем?

Беннинг едва заметно побледнел.

— Могу предположить, что с некоторых пор он сомневается в вашей верности, а вы хотите развеять его сомнения привязкой к несуществующей неизлечимой болезни. Вы ведь не подозревали, во что лезете, когда взяли его деньги? Большие деньги, док.

— Я не понимаю, о чем вы…

— Все вы понимаете, — она положила руку поверх его запястья, легко сжала, — мне нужна ваша помощь, если вы понимаете, о чем я.

Быстрый переход