Лоуэлл отлично помнил равнодушное лицо Кроу во время допроса бывшего хозяина жизни. Вальтер верещал, как свинья, которой в задницу вставили вертел.

У Джека до сих пор хранилась запись этого момента. Он обожал её пересматривать.

— Не суди себя строго, я полна сюрпризов.

— Я тоже, Беатрис! — Лоуэлл наклонился к ней вплотную. — Помнишь, как ты бесилась, для кого тебе придется раздвинуть ноги? Ты же ненавидела его сильнее, чем кого бы то ни было, но все равно оказалась под ним, как драная подстилка. Думаю, тебе приятно будет знать, что Торнтон создавал не оружие. Он работал над противоядием, которое спасло все ваши никчемные жизни.

Марк Коулсон рассказал ему, что в «Бенкитт Хелфлайн» работали над «вакциной жизни». Так её называли посвященные измененные. Несущую смерть заразу придумали задолго до рождения Сэта Торнтона. Вирус, абсолютно безвредный для людей, носителями которого являлся каждый живой человек с осени две тысячи одиннадцатого года.

Джек наслаждался выражением растерянности на её лице до того момента, как понял, что она счастлива. Гадина была счастлива услышать это. Она что, сама всерьез запала на Торнтона вместо того, чтобы играть с ним?! Лоуэлл не удержался от искушения, с силой ударил её в лицо. Она пожалеет о том, что родилась на свет и протянула так долго. К сожалению, Беатрис мгновенно потеряла сознание, а он настроен был продолжать.

Ругая себя за свою несдержанность, Джек поднялся, нажал кнопку коммуникатора:

— Вытащите оттуда девчонку.

Он не собирался использовать исследования Торнтона, в них было слишком много непонятного, какого-то бреда, не имеющего ничего общего с сутью вируса. Как бы там ни было, Беатрис пожалеет, что решила играть с ним в свои игры. Действительно пожалеет.

В инвалидной коляске она напоминала мешок с костями. Зак поставит гадину на ноги за пару часов, или его драгоценная Хилари пойдет на корм измененным. Когда Беатрис снова будет в состоянии двигаться и чувствовать боль, они продолжат этот разговор.

— 26 —

Пробуждение в палате стало чем-то привычным. Белые потолки, искусственный свет и два охранника — либо внутри — это значило, что скоро заявится Вальтер, либо за дверью — на случай, если его визит откладывался.

Беатрис привыкла быть сильной с детства. Девушки её возраста покорно отдавались на волю родителей, а после — супруга, она же всегда выбирала сама: отказалась от замужества с человеком, который был ей противен, от монотонных серых будней, которые превратили бы её в старуху раньше времени. Она выбрала право быть любовницей, путешествовать, жить так, как хотелось ей и не задумываться о завтрашнем дне.

«Гибель» Авелин выбила из колеи, но даже тогда она не сдалась. После всего через что ей пришлось пройти, настоящие слабость и беспомощность казались унизительными. Беатрис вспоминала, какой кошмар пережила в Ордене, но сейчас будто что-то изменилось. Появился надлом, от которого по всей броне трещинами расползалась слабость.

Она ненавидела себя за слезы, стоящие в глазах и ком в горле, но ничего не могла поделать. Совершенно некстати в голову лезли воспоминания о том, как в Зальцбурге Сильвен вытащил её из Ада. Неизвестно что было больнее. Те воспоминания или мысли о том, что на этот раз никто не придет. Одиночество в силе Беатрис тоже выбрала сама.

Она не сможет спасти Авелин. В таком состоянии ей не грозит подняться, не скривившись, что уж говорить о каких-то более активных действиях.

Были и хорошие новости. До Сэта ублюдок не доберется. Она хотела бы рассказать ему о том, что не он стал причиной гибели людей по всему миру, увидеть радость в его глазах — такую же, какую почувствовала сама, когда Вальтер сказал ей.

На момент первой встречи с Сэтом Беатрис считала его виновным чуть ли не во всех смертных грехах.