Пробегающие через дорогу огни театра его слепили. Ну да, Гаркави. И с ним две женщины, и одна держит за ручку ребенка.
— Спускайся к нам с облаков, — крикнул Гаркави. — Ты там стоя спишь или что?
Нуньес вернулся в свой шезлонг. Жена возникла в окне, щекою на подоконнике.
— В транс впадаешь, когда твоя половина в отъезде?
Спутницы Гаркави засмеялись.
— Дэн, привет, — говорил Левенталь, спускаясь. — О, миссис Гаркави, и вы?
— И Юлия, и Юлия тут. — Гаркави мундштуком показывал на сестру.
— Юлия, миссис Гаркави, рад вас обеих видеть.
— И внучечка моя, Либби, — сказала миссис Гаркави.
— Ох, Юлия, твоя дочка?
— Да.
Левенталь вглядывался в девочку; увидел только яркую бледность, рыжеватую тьму волос.
— Очень она живая у нас, эта Либби, — сказал Гаркави, — иногда даже чуточку чересчур энергичный ребенок.
— Ох, я буквально измотана, — сказала Юлия. — Не в состоянии с ней справиться.
— Это ты так ее кормишь. Ни один ребенок не может получать столько протеина, — сказала миссис Гаркави.
— Мама, она его получает не больше других. Это такой характер.
— Вот, решили к тебе нагрянуть, — сказал Гаркави. — А ты, кажется, куда-то собрался.
— Кое-какие дела, — сказал Левенталь. — Телеграмму послать.
— Ну, мы с тобой прошвырнемся до телеграфа. Мэри телеграмма? Требуешь возвращения? — Гаркави улыбался.
— Ничего смешного, Дэниел, когда люди любят яруг друга, — сказала его мать. — Какие тут могут быть шутки. Истинное удовольствие видеть супружескую любовь, особенно в наше время, когда такие непрочные браки. Пары заскакивают в муниципалитет, как я, предположим, в лавочку за шарниром. Две досточки скрепили шарниром — хлоп-хлоп-хлоп — и это у них называется брак. Посылай свою телеграмму, Аса, и замечательно, и очень приятно. Не обращай на него внимания.
— Это я брату собрался телеграмму послать, не Мэри.
— Либби, сейчас же ко мне, ты меня слышишь! — вне себя кричала Юлия, дергая ребенка за ручку. — Нет, я просто тебя веревочкой привяжу!
— A-а, брату? — говорила миссис Гаркави.
Левенталь неизвестно почему покраснел.
— Да, это я насчет его сына звонил Юлии. Насчет моего племянника.
— Ты связался с доктором? — спросила Юлия. — Это доктор Денизар, мама.
— О, он чудесный доктор, Аса; мы однокашницы с его матерью, я его еще во-от таким помню. Ты можешь полностью ему доверять. Он получил прекрасное образование. Учился в Голландии.
— В Австрии, мама.
— За границей, какая разница. Его дядя поддерживал. Он потом сел в тюрьму, то есть дядя, из-за налогов, тут Денизар ни при чем. Так ему прямо в Синг-Синг посылали фазанов; партнеров, говорят, в камеру пускали, в карты играть. А образование в Европе самое лучшее, знаете. Это потому что у них такие ужасные трущобы; и в клиниках, пожалуйста, к их услугам самые сложнейшие случаи. А у нас такой высокий уровень жизни, это вредит образованию наших врачей.
— Почему? Кто сказал? — Гаркави смотрел на мать с интересом.
— Все говорят. И во всех книгах по медицине, какие папа из магазина носил, сплошные случаи из Европы — фрейлейн И., да фрейлейн К., да мадемуазель такая-то. Самое лучшее медицинское образование — за границей.
— А что с твоим племянником? — спросил Гаркави.
— Его сегодня положили в больницу. |