Катера с острова приходили каждые несколько минут, не раз вылилась в ворота и растеклась толпа, и тут Левенталь увидел Филипа. Поднялся, стал махать ему: «Сюда, сюда» — и, размахивая руками, шел к краю тротуара. Так грохотали автобусы, что бесполезно надсаживаться. «Сюда, сюда!» Он махал, он кивал, и наконец Филип увидел, подошел.

— Ну как, хорошо прокатился? — были первые слова Левенталя. — День изумительный. Морем пахнет, — он глубоко вдохнул, — рыбой, креветками.

Он отметил одобрительно, что короткие волосы Филипа отросли, смочены, расчесаны, а выложенный на куртку ворот рубашки чистый, свежий. Сам он был в парусиновом полосатом костюме, только из чистки; чувствовал себя приодетым.

— Ну? Как поедем? На автобусе? — Он тронул мальчика за плечо. — В субботу из автобуса на Бродвее, правда, смотреть особенно не на что.

— Ой, да ездил я на Манхэттен, — сказал Филип. — Видел. Поехали подземкой.

Спустились, Левенталь повел его через турникет, сквозь сводчатый сумрак платформы. Дальние быстрые автомобильные толчки доходили сюда, в туннель.

Счастье еще, что Филип был разговорчивый, если бы он дичился, Левенталь бы заподозрил укор за прошлую небрежность, которую не возместишь за единственный выходной. На прошлой неделе, когда сунул Филипу тот четвертак, а он промолчал, что-то такое ему мелькнуло. Но нет, наверно, не надо себя накручивать. Филип преспокойно болтал, и Левенталь, хоть мысли как будто и отклонялись, подспудно все время внимательно вслушивался. Чувства, которые в нем вызывал Филип, только усугубляли его обычную вялость. Но он посматривал на стриженый, красиво удлиненный затылок, в лицо заглядывал и думал, что, может быть, кровь Елены сказалась в чертах Филипа, но не в душе ведь. «И внутренне он на меня похож, да, есть некоторое сходство. И мальчик, кажется, тоже это замечает», — убеждал себя Левенталь.

Филип погладил автомат с шоколадками, Левенталь суетливо охлопал себя по карманам на предмет мелочи, засунул в автомат несколько центов, нажал ручку. Поезд влетел на платформу, как раз когда шоколадку тянули из металлической щели, ее подарили автомату и побежали.

— А что, если нам немножко пройтись, как считаешь? — спросил Левенталь на Пенсильванском вокзале. Они вылезли наверх и направлялись в сторону Таймс-сквер.

Здесь было тише, они шли пешком, Левенталь слушал болтовню Филипа, то и дело слегка недоумевал. Филипа занимали фундаменты небоскребов. Правда же в них, наверно, амортизаторы есть? Что-то ведь должно быть от вибрации подземки, и чтоб наверху они меньше качались. Они же все качаются. Макс ему рассказывал, что на пароходе к днищу в некоторых местах такие пластины крепят специальные, чтоб уменьшить качку.

— Очень возможно, — сказал Левенталь. — Я, конечно, не инженер.

Филип продолжал, он рассуждал о том, что еще там есть под землей кроме этих фундаментов: трубы, водопроводные, сточные, газовые, электрические провода для подземки, телефонные и телеграфные провода, для бродвейского автобуса кабель.

— Наверно, в муниципалитете есть схемы и карты. — Левенталь остановился. — Пить хочешь?

Взяли по стакану апельсинового сока в желтеньком павильоне, где щетинился по стенам бумажный бамбук.