Как-то паучиха потребовала принести его наверх, наверно, просто чтобы позабавить своих детенышей. Родители думали, что это ненадолго, а получилось совсем иначе; Эрритен так и остался с пауками. Мать допускали к нему лишь первое время и только для того, чтобы покормить, помыть и переодеть малыша.
– На самом деле он нам вовсе не сын, – говорил Гергей своим высоким, дребезжащим голосом, в котором отчетливо слышался страх. Чего он так боится, подумала Трейси? И спустя некоторое время поняла. Старик уже знал, что натворил Эрритен, и опасался, как бы гнев людей не перекинулся на него и других членов семьи. – Он с нами и не разговаривал никогда, разве что приказывал – принеси то, сделай это. Он вел себя так, будто был одним из них… Ну, вы понимаете, о ком я. А потом он… Только пожалуйста, господин Антар, и вы, уважаемые юноши, никому ни слова, прошу вас. Все-таки, молодая еще женщина… Ей было бы неприятно… Кто знает, как дальше все у нее повернется? Может, еще, бог даст, и замуж выйдет…
О ком это он, недоуменно подумала Трейси? О Кристе, что ли? Но с чего бы Гергей так беспокоился о бывшей жене Эрритена, которого он и сыном-то не считал?
– Я и вовсе не стал бы об этом говорить, – продолжал старик, – но господин Аликорн в то время очень помог нашей девочке, и он меня сейчас попросил… Вот поэтому я и согласился прийти сюда…
В конце концов из сбивчивого рассказа Гергея Трейси поняла, что, когда Эрритену было лет семнадцать, он изнасиловал и едва не задушил свою младшую сестру Рангу. После этого она стала как бы немного не в себе, и Аликорн, который кое-что понимал и во врачевании, на некоторое время взял девочку в свою семью, а его жена очень хорошо заботилась о ней и научила Рангу вышивать. Каким-то образом все это подействовало на нее в высшей степени благотворно.
Вернувшись домой, она в дальнейшем вела себя почти нормально, только на всю жизнь осталась очень тихой и, к сожалению, так и не вышла замуж. Вообще старалась держаться подальше от мужчин. Кроме вышивания, больше ничем как будто и не интересовалась, зато в этом деле достигла подлинного мастерства.
После того, как Эрритен так мерзко обошелся со своей сестрой, Гергей потребовал, чтобы он ушел из дома. И даже Лия, их Королева – подумать только, этот ублюдок называл ее матерью! – не стала возражать. Эрритен построил дом на восточном берегу острова и переселился туда вместе со своим Братом Хивом, как он называл одного из молодых пауков, детей Лии. После этого Гергей и видел-то его всего несколько раз – в тех редких случаях, когда Эрритен навещал свою так называемую мать.
Так вот в чем дело, думала Трейси, слушая старика. Вот почему Эрритен так предан паукам; он, наверно, считает себя кем-то вроде их приемного сына.
Решив, что вряд ли Гергей расскажет еще что-либо интересное и поэтому нет смысла торчать тут, рискуя быть обнаруженной, Трейси все так же на цыпочках вернулась в зал. И что же? На крыльце уже топтались трое новых гостей.
– А, привет, Трейси. Все хорошеешь? – насмешливо сказала при виде нее Ана, невысокая, крепкая, сильно загорелая женщина лет тридцати или чуть больше, с блестящими озорными глазами и вечной ухмылкой на губах. Она была охотницей и, по слухам, отличалась большой выносливостью и совершенно невероятной храбростью. А то, что вдобавок к этим качествам Ана обладала на редкость острым, язвительным языком, почти все жители города испытали на себе. В особенности, женщины; с мужчинами, как правило, она разговаривала хоть и дерзко, но без насмешки. – Ну, где твой знаменитый братец?
Рядом с Аной стояли совсем древний старик Квик, ссохшийся, сутулый, смахивающий на гнома из детских сказок, и молодой парень по имени Кайл. Во время танцев на Встречах он обычно выстукивал ритм на барабане; и получалось у него это просто замечательно. Трейси давно чувствовала, что Кайл к ней неравнодушен, хотя он никогда не заговаривал об этом; однако она была уверена, что не ошибается. |