Тут вмешался эксперт, напомнив о дефектности картины, а один из помощников поднял ее над головой, чтобы предъявить публике. Увиденное показалось Жоржу еще краше, нежели накануне. Ему захотелось любоваться ею в одиночестве, но несколько любопытных из первого ряда тут же поднялись, чтобы погладить ее руками, поразглядывать через лупу. Должно быть, перекупщики. Рассказывают, что в одиночку с ними бороться невозможно, они действуют сообща, и если один заинтересуется, его финансирует сообща вся банда, которая и делит потом лакомый кусок. Начало было весьма скромным, всего две тысячи двести франков, и вселило в Жоржа большую надежду.

До двух тысяч восьмисот ставки поступали нехотя, бесстрастно. Очередную цифру распорядителю торгов приходилось вытаскивать из подопечных чуть ли не силой. Каждый раз Жорж с уверенной настойчивостью набавлял пятьдесят франков, мсье Блеро ему радостно вторил и улыбался, как старому знакомому. Жоржу даже не приходилось говорить или поднимать руку – достаточно было кивка, чтобы тут же его поняли. При трех тысячах двухстах франках он было подумал, что уже выиграл – повисла долгая пауза, и лишь мсье Блеро повторял:

– Три тысячи двести франков за прекрасную картину фламандских мастеров. Хорошо ее видно? Три тысячи две… Я заканчиваю торг!..

Но не закончил, а продолжал держать молоток на весу, переводя взгляд из стороны в сторону. «Что он делает? – раздраженно думал Жорж, – он не имеет права так долго ждать, эта картина моя!»

Молоток медленно пошел вниз, и в тот самый момент, когда он чуть было не коснулся крышки стола, некто из-за спины Жоржа выкрикнул:

– Три тысячи триста!

Жорж вздрогнул и яростно крикнул:

– Три тысячи четыреста!

– Пятьсот, – послышалось сзади.

– Шестьсот, – парировал Жорж.

– Семьсот!

– Восемьсот!

– Девятьсот!

Каролин положила свою руку на запястье мужа.

– Жорж, – проворковала она, – будь осторожен.

– Ты о чем?

– Не ты ли говорил, что располагаешь только тремя тысячами?

Замечание было тем болезненнее, что не вызывало никакого сомнения.

– Я знаю, что делаю, – огрызнулся он.

И по его знаку распорядитель снова поднял ставку:

– Четыре тысячи.

– Четыре тысячи и двести сверху, – отозвался крикун.

– Четыре тысячи четыреста справа, – подхватил мсье Блеро. – Шестьсот за ним, семьсот в глубине зала… Восемьсот… Девятьсот…

Цифры менялись с такой скоростью, что Жорж потерял смысл их истинного значения. У него оказалось четверо или пятеро конкурентов, потом их осталось двое, и вот снова один, тот, что сзади и чуть левее:

– Шесть тысяч, – объявил мсье Блеро.

Жорж опустил голову. Каролин прошипела:

– Ты сумасшедший?

Да, ему и самому теперь казалось, что нормальным он никогда уже не будет. Он вот-вот осуществит самую красивую сделку своей жизни. Эта картина стоила вдвое, нет – втрое больше! Только не дать слабину! В наступившей тишине он в очередной раз подумал, что все уже сбылось, но голос из-за спины снова его перебил:

– Шесть тысяч двести.

– Шесть тысяч триста, – отреагировал Жорж.

Он повернулся посмотреть, осмелится ли кто-нибудь и теперь после него открыть рот, и на мгновение ощущение реальности изменило ему, а на сердце накатила холодная волна – позади, через три ряда и чуть левее, сидела та самая пара стариков, что так заинтересовала его накануне, во время демонстрационного показа. Престарелый господин поднял палец и изрек:

– Шесть тысяч пятьсот.