– Шесть тысяч пятьсот.

Жорж поймал на себе пронзительный взгляд хищной птицы и почувствовал, что его воля готова разлететься на куски.

– Ты заметила, кто там сзади? – пробормотал он.

– Да, – ответила Каролин.

– Безумие какое-то! Одеты, как побирушки, а за картину могут такие деньги заплатить.

– Шесть тысяч пятьсот, мсье, не так ли? Шесть тысяч пятьсот, я заканчиваю? – переспросил мсье Блеро.

– Семь тысяч! – крикнул Жорж.

Старика передернуло и он склонился к спутнице – видимо, посоветоваться. Было заметно, что они колеблются. Должно быть, они дошли до точки. Но с гримасой страдания на лице старик выдавил:

– Семь тысяч триста.

В голове Жоржа ярко полыхнуло. Все это очень походило на песочные часы. Верх превращался в низ, пустота сменялась наполненностью, прозрачность непроницаемостью, минувшее сущим… Он хорошо помнил, что на его счету в банке лежит всего три тысячи пятьсот франков, в ближайшие месяцы не предвидится ни малейшего пополнения, и если он отважится на эту покупку, то горько будет об этом сожалеть, и тем не менее не мог позволить себе упустить такую награду. Обладание полотном отныне было для него вопросом жизни и смерти. В мире не оставалось ничего значимого, кроме этого тусклого прямоугольника, заполненного гримасничающими фигурками. На лбу у него засверкали жемчужины пота, и он произнес:

– Восемь тысяч!

И ему почудился сдавленный вздох старика, осудившего его поступок. Ну так что, это конец? С сияющей торговым счастьем улыбкой распорядитель подзадоривал обоих противников:

– Восемь тысяч! Прекрасная картина и всего за восемь тысяч!..

– Восемь тысяч пятьсот, – роковым голосом ответил старик.

Распорядитель радостно подхватил:

– Восемь тысяч пятьсот!

В стеклах его очков играли отсветы огней, опьяневший молоток приплясывал в его побелевшей руке. Он улыбался, он ликовал, он был сущим дьяволом.

– Девять тысяч! – выдавил из себя Жорж.

Каролин потянула его за руку, словно хотела разбудить.

– Оставь меня, – холодно огрызнулся он.

И в очередной раз оглянулся. Старики сидели, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели на него, будто парочка сов. Безобразные, помятые, провозвестники несчастья, один – с голым черепом и мохнатыми бровями, другая – с ликом покойника, на котором поблескивали два остекленевших зрачка. Губы старика нехотя тронулись с места, из его рта не протиснулось ни звука, а распорядитель захлебнулся восторгом:

– Девять тысяч пятьсот! – выпалил он.

И перевел глаза на Жоржа. Под этим умоляющим взглядом Жорж почувствовал, как силы наполовину покинули его, разум оцепенел, а сквозь нереальную тишину донесся его собственный голос:

– Десять тысяч!

– Жорж! – взмолилась Каролин. – Это немыслимо, ты не можешь заплатить за это миллион!

– Десять тысяч! – восхищенно крикнул распорядитель.

Кивком, едва заметным для окружающих, он поздравил своего клиента, решившегося на подобный шаг, однако рука его с дрожью потянулась в сторону противника, явно призывая того на повышение ставки. В этот момент жизнь на земле замерла. Жорж различал глухие удары собственного сердца как бы со стороны. Секунды шли медленно и тяжело, будто груженый воз. Мсье Блеро поднял молоток и, продлевая пытку, принялся покачивать им. Прикрыв веки, Жорж умолял старика объявить следующую ставку, но молоток с сухим треском рухнул на стол:

– Продано!

Какой-то миг Жорж еще сомневался в победе. Но нет же! Распорядитель направился именно к нему.