Тут до меня дошло, что те, кто за мной следит, не слишком тревожились за мое здоровье — ведь никакой подмоги до сих пор так и не материализовалось.

Я навязал Топтунам отступление с боем. При условии, что мне не попадут в голову камнем, они должны были рассеяться на дальних подступах к «Пальмам». Квартал, в котором расположено заведение Морли, не любит вторжения детских банд. Очень не любит. Если эти детки попадутся на глаза Сарджу или Пуделю, ночь может стать для них последней. В назидание другим их сверстникам.

Короче, отступление с боем представлялось вполне разумной стратегией. Однако жизнь всегда идет не так, как я рассчитываю.

Я угодил в засаду. То есть я держал ухо востро, но вострил я его на этих вредных волчат, которые не отказались пока от надежды загнать запыхавшегося старого оленя в угол. Одно хорошо: засада была не на меня, а мне выпала сомнительная честь стать барашком-подманком. В засаде таились Морли со товарищи — команда, собранная на скорую руку в надежде отловить некоего Лазутчика Фелльске.

Топтуны получили возможность пожалеть о том, что не подождали со своей местью, пока страсти не остынут.

Я получил возможность быть обруганным за то, что привел в действие западню, расставленную на другого.

Впрочем, я не огорчился. Хотя недобрый взгляд на Паленую, по чьей вине вообще устроили эту чертову засаду, все-таки бросил.

— Сами себя перехитрили, — заметил я Морли.

— Похоже на то. Или, наоборот, недодумали. — Мы подходили к его заведению. Вид Морли имел довольно кислый — такой бывает у него только тогда, когда он залез в долги. — Фелльске, получается, продолжает лазить и ползать. Опять избежал ловушки. Это прямо вызов какой-то.

Я только руками развел.

Вполне возможно, директор Релвей не столько интересовался тем, что известно Лазутчику Фелльске, сколько желал показать свою власть там, где раньше ему этого не удавалось. Из чистого самолюбия.

Власть для Релвея важнее всего того хорошего, что он мог бы с ее помощью сделать. Хотя не исключаю, что он поет по утрам мантру о том, как важно обладать властью, прежде чем с ее помощью творить добро.

— Ты-то сам как? — с некоторым запозданием поинтересовался Морли.

— Они до меня даже дотронуться не смогли.

— Похоже, пара камней в тебя все-таки угодила.

— Это еще утром. Мне повезло: все в голову.

— Теперь и это пальтишко менять придется.

Тоже верно. То, что я брал напрокат, оказалось в еще худшем виде, чем мое после пребывания на кухне у Морли.

Мы вошли в «Пальмы» с парадного входа. Увиденное застало меня врасплох. Зал не был полон даже наполовину. Стоило ли удивляться кислому виду Морли? Обычно посетителям приходилось дожидаться своей очереди на улице. С таким положением дел Морли мог даже не проигрываться на паучьих бегах.

— Я пришел сюда по двум причинам, — объявил я. — Во-первых, мне кажется, я нашел возможность опытному ресторатору поправить свои дела. — Мы расположились за одним из свободных столиков, не обращая внимания на неодобрительные взгляды в сторону Паленой. Похоже, дела у него шли так паршиво, что Морли уже не боялся задеть чувства оставшихся клиентов.

Я изложил свои соображения.

— И ведь ты ни с какого бока не наступаешь Вейдеру на пятки. Его волнует только продажа пива.

— Может, в этом что-то и есть, — пробормотал Дотс. — Может, и есть.

Колесики у него в голове тикали и жужжали. Они на глазах раскручивались все быстрее, и мой друг наконец ухмыльнулся, сверкнув острыми белыми зубами.

— Ну и оригинальная у тебя идея, Гаррет.

Вот спасибо. Бывает и такое.