|
Он бормочет: — Я думал… Я понимаю его, потому что и сама думала то же самое. — Пожалуйста, не надо на нее садиться! — со страстью восклицает Финн. Я даже и вспомнить не могу, когда он в последний раз просил меня о чем-нибудь, да еще так горячо. — Не надо вообще на них скакать! — настаивает Финн. — Я и не стану, — отвечаю я. — У меня есть Дав. Глава девятая Шон Этим вечером, спустя много времени после того, как высокий прилив загнал всех в глубь острова, я привожу Корра на пляж. Наши гигантские тени движутся перед нами; в это время года темнеет уже в пять и песок остывает. Я оставляю седло и ботинки у спуска для лодок, где сквозь мягкий песок еще пробивается трава. Глаза Корра не отрываются от океана, и он медленно забирает в сторону воды. Следы тянутся за нами по твердому песку, выглаженному приливом; он холодит мои босые подошвы, особенно тогда, когда к коже прижимаются мокрые водоросли. Однако мне приятно, потому что ноги у меня натерты и покрыты волдырями. Конец первого дня, бесконечного первого дня. Пляж получил свою долю жертв. Один парень упал с лошади и разбил голову о валун. Другого лошадь укусила, и рана выглядит впечатляюще, но достаточно будет пинты пива и нескольких часов сна для излечения. А потом еще та собака… Меня даже не удивило то, что с ней расправилась именно пегая кобыла. В общем и целом — наихудшее начало тренировок. Этим вечером в Грэттоне начнется регистрация. Я внесу в список нас с Корром, хотя в данном случае это выглядит чистой формальностью. Потом будет бешеная неделя, когда островитяне и туристы испытывают лошадей, чтобы проверить, хватит ли у них духу действительно участвовать в бегах, и если да, то хватит ли у них духу скакать именно на той лошади, которую они оседлали. Люди будут покупать, продавать, обменивать лошадей. Мужчины либо становятся владельцами, либо берут лошадь по договору, превращаясь в наездников… а для меня это весьма неприятное время. Слишком много торгов, слишком мало тренировок. И я всегда испытываю облегчение, когда первая неделя праздника завершается и наездники вынуждены уже официально внести в список своих лошадей. И вот тогда-то все и начинается. Корр вскидывает голову, прижимает уши, выгибает шею, как будто ищет расположения моря Скорпионов. Я шепчу ему на ухо и натягиваю поводья. Я хочу, чтобы он сконцентрировал внимание на мне, а не на песне этой могучей воды. Я всматриваюсь в его глаза, в его уши, в линии тела, пытаясь понять, чей голос сегодня ночью окажется сильнее — мой или океана. Корр вдруг так быстро поворачивает ко мне голову, что я второпях выхватываю из кармана железный прут еще до того, как он заканчивает поворот. Но он не нападает, он просто внимательно изучает меня. Корру я доверяю больше, чем любой другой водяной лошади. Вот только доверять ему совсем не следует. Шея у него мягкая, но кожа вокруг глаз натянулась, и потому мы ступаем в воду. Я резко выдыхаю, когда холодная вода охватывает мои лодыжки. А потом мы просто стоим на месте, и я наблюдаю за Корром, следя за тем, как действуют на него магические водовороты воды вокруг его ног. Он дрожит, но не напрягается; мы уже проделывали такое, а до конца месяца далеко. Я зачерпываю горсть соленой воды и лью ее на спину Корра; мои губы, когда я шепчу, прижимаются к его шкуре. Он стоит спокойно. И я стою вместе с ним, позволяя воде и песку успокаивать мои уставшие ноги. Корр, красный, как закат, смотрит на океан. Берег обращен на восток, и конь смотрит в ночь, темно-синюю, потом черную, и небо и вода отражаются друг в друге. Наши тени тоже падают в океан, меняя цвета бурунов и пены под собой. Когда смотрю на тень Корра, я вижу элегантного гиганта. Когда смотрю на свою — я впервые вижу тень своего отца. Впрочем, не совсем отца. |
