Татьяна Полякова. Жестокий мир мужчин
Звонок поднял меня в час ночи. Я села в постели, провела по лицу ладонями, включила ночник и уставилась на телефон. Тяжело вздохнула, уже зная: звонивший весьма настойчив и не угомонится до тех пор, пока я не сниму трубку. Я отбросила одеяло, сунула ноги в тапочки, прошлась до окна и обратно, косясь на телефон, он звонил с равными интервалами и явно не собирался заткнуться. «Отключить бы его к чертовой матери», – подумала я и пошла в кухню искать сигареты. Потом долго шарила по столу в поисках спичек, закурила, глядя в окно и слушая, как надрывается телефон. – Настырный, сукин сын, – усмехнулась я. Звонки уже по‑настоящему действовали на нервы. Телефон на ночь следует отключать, этот тип всегда звонит ночью. Или под утро… Отключить, конечно, можно, но где гарантия, что он оставит меня в покое и не станет, к примеру, звонить в дверь, а может, придумает еще что‑нибудь затейливое, чтобы сделать мое существование невыносимым. Телефон, по крайней мере, привычнее. Я вернулась в комнату, еще раз вздохнула и сняла трубку. – Я тебя не разбудил? – поинтересовался мужской голос. Отвечать я не собиралась. Я просто слушаю этого идиота и никогда не произношу ни слова. – Извини, если позвонил не вовремя. – В его голосе прозвучала откровенная издевка. Я стала рассматривать фотографию на стене, это позволяет отвлечься и не обращать внимания на его слова. Впрочем, особенно разговорчивым он не был, вот и сегодня хохотнул и заявил с лютой ненавистью, неизменно меня удивлявшей: – Тебе осталось две недели. Слышишь, сука? Я закрыла глаза, потерла переносицу, ожидая, что он скажет еще. – Две недели, – повторил он и повесил трубку. Я прикурила новую сигарету и уставилась в пол, зябко ежась, с тоской думая о том, что уснуть уже не смогу, а это означало еще одну жуткую ночь и беспросветное одиночество. – Сукин ты сын! – бросила я в сердцах, глядя на телефон, по‑настоящему не испытывая к своему мучителю никакой ненависти. Нет, я рада, что хоть кто‑то в этом городе еще ждет его и считает дни. Затушила сигарету, подошла к стене и коснулась пальцами лица на фотографии. – Я люблю тебя, – проронила жалобно. Господи, кому это интересно… – Я люблю тебя, – повторила уже тише и, конечно, заревела. А что я еще могу? Сползла на пол, вытянула ноги и сжала ладонями виски. Последнее время это повторялось из ночи в ночь – сидение в углу, раскачивание из стороны в сторону и безуспешные попытки найти ответ: что же произошло тогда, пять лет назад? И сегодня, проделав все это, я завела привычную песню – глядя на фотографию, спросила жалобно: – Как ты мог поверить, что я тебя предала? Лицо с фотографии насмешливо улыбалось. Ладно, через две недели я получу ответ. Этот тип, кто бы он ни был, прав: осталось две недели.
Звонки начались год назад, второго июня. Уже несколько лет второе июня было самым страшным днем в моей жизни, и ничего хорошего я от этого дня не ожидала, и вдруг поздний звонок. Тогда впервые я услышала голос моего ночного мучителя. – Через год он вернется, – с усмешкой напомнили мне тогда. – Тебе остался год, сука. Слышишь? Потом он стал звонить каждое второе число, отсчитывая месяцы, потом звонки стали чаще: он считал недели. Я тоже их считала: годы, месяцы, недели и дни. Их было так много, одинаково серых, тоскливых, без проблеска надежды. – Ты не должен был верить… – в пустоту проронила я. Не должен? Кому, чему? О господи!.. Я прошла в кухню, достала коньяк из шкафчика, торопливо налила чуть меньше половины стакана, залпом выпила, постояла, пялясь в темноту за окном. |
