— Он мог бы умереть от одного болевого шока. В моей практике, увы, такое случалось. Пульс у него есть, правда, слабый; ниточный, но это дает нам шанс. Так что мы еще поборемся.

Они остановились перед широкой стеклянной дверью. Рядом на стене висела табличка «Реанимационное отделение. Посторонним вход строго воспрещен».

— А теперь извините, Константин, — сказал Савельев, — дальше вам нельзя. Посидите в коридоре. Андрей Петрович, готовьте больного.

— Хорошо, Евгений Семенович.

Хирург распахнул дверь реанимационного отделения, вкатил тележку, а Константин так и остался стоять в коридоре.

— Что же вы, — сказал Савельев, — идите отдыхайте. Вы сделали все, что могли. Теперь дело за нами.

— А? Что?

— Проснитесь.

Пред ним стоял доктор Савельев.

— Что с Игнатом? Он жив? — Константин вскочил.

— Жив, жив, — сдержанно улыбнулся реаниматолог.

Улыбка получилась какой-то кривой — Савельев устал после бессонной ночи.

— Который час?

— Полседьмого.

Константин тряхнул головой и вытер рукой лицо, прогоняя остатки сна.

— Вы извините, доктор, сам не заметил, как задремал. И еще извините, что накричал.

— Ничего страшного, вас можно понять. Мне приходилось и не с таким встречаться. Идемте в мой кабинет. Мне надо присесть, а то ноги гудят.

Они прошли по коридору, свернули направо, миновали несколько дверей с номерными табличками и наконец вошли в небольшую комнату, насквозь пропахшую, как ни странно, табачным дымом.

Обстановка кабинета была самой что ни на есть спартанской — стол, пара стульев, два шкафа, металлический и стеклянный, стандартная жесткая тахта, обтянутая потрескавшимся дерматином, и металлическая вешалка.

— Присаживайтесь куда-нибудь.

Константин опустился на тахту, прислонившись спиной к холодной стенке. Савельев закрыл за собой дверь, нерешительно потоптался рядом с тахтой, наконец вынул из кармана халата пачку «Явы».

— Хотите?

Константин вытащил из пачки сигарету и прикурил от поднесенной зажигалки.

— А как же «Минздрав предупреждает»? — с легкой усмешкой спросил он.

— А, ерунда, — закурив, реаниматолог махнул рукой. — То есть это, конечно, не совсем ерунда, но при нашей работе… В общем, это минимальный вред, который я могу причинить своему здоровью. И потом, я считаю, что вред приносит то, что человек делает без удовольствия. Если курить и укорять себя за каждую выкуренную сигарету, табак и в самом деле станет вреден.

Константин огляделся по сторонам.

— В чем дело? — спросил Савельев.

— Ищу, куда пепел стряхивать.

— Возьмите пепельницу со стола.

— А вы?

— У меня еще одна есть. Константин поднялся с тахты и подошел к столу.

— Подходящая штука, — с легкой усмешкой произнес он, повертев в руках пепельницу в виде черепа с откинутой сверху крышкой. — Как раз для доктора.

— Коллеги подарили.

— Это вроде как с подтекстом?

— В общем, нет, просто другой не оказалось. У нас, знаете ли, в магазинах всякую ерунду можно купить, кроме того, что необходимо. А от этого черепа хоть польза какая-то.

Константин вернулся на свое место, поставил пепельницу на тахту рядом с собой и сделал несколько глубоких затяжек.

— Вы, я смотрю, тоже не особо заботитесь о своем здоровье? — заметил реаниматолог.