Остановившись на сцене, он перезарядил оба револьвера и сунул их за пояс. Сняв пальто, подал его Грите.

— Ваше платье разорвано, наденьте вот это. — Потом, взяв Гриту за руку, спросил: — С вами все в порядке?

— Меня немного трясет, — призналась она, — но это пройдет. Если бы мне удалось достать хоть какое-нибудь оружие, я бы разделалась с ним. Я и понятия не имела, что смогу вот так…

Он рассмеялся.

— Да вы просто молодчина. Пойдемте, вам надо отдохнуть.

После этих слов напряжение наконец спало, и Грита разрыдалась. Тревэллион нежно обнял ее.

— Пойдемте, тут недалеко.

Грита вцепилась в его руку.

— Вэл! Я так испугалась! Он… он был так ужасен!

— Все. Его больше нет.

— Вы… Он умрет?

— Да.

По дороге они встретили Ледбеттера.

— У вас все в порядке? Я слышал стрельбу.

— Это Ваггонер. Он сейчас там, в театре. Шок, должно быть, прошел, и теперь он корчится в предсмертных муках.

— А в отеле тоже стреляли. Элберт Хескет мертв.

— Мертв?

— Джекоб подкараулил его в номере. Когда Хескет вошел, Тиэйл уложил его.

— Так запросто?

— Ну… нет, конечно. Тиэйл лежал на больничной койке. Как ему удалось сбежать и добраться до отеля, одному Богу известно, но он сделал это. Хескет, должно быть, слишком погрузился в свои мысли и не заметил Тиэйла, когда вошел. Сняв пальто, он сразу полез в буфет за выпивкой. Похоже, его что-то очень расстроило, ведь он никогда раньше не пил. Случайно оторвавшись от стакана, Эл увидел Тиэйла, сидевшего на стуле с винтовкой в руках.

Хескет быстро соображал. И в тот момент, когда взгляд его наткнулся на Тиэйла, он уже понял, зачем тот здесь.

— Джекоб Тиэйл! Вы-то мне как раз и нужны! Как насчет того, чтобы заработать десять тысяч долларов?

— Когда я был ребенком, в клетку с крольчатами заползла змея, — произнес Тиэйл слабым голосом. — Вот ты и есть эта змея.

— Десять тысяч долларов! — словно не слыша его слов, продолжал Хескет. — Я даже мог бы повысить ставку, учитывая вашу квалификацию.

Джекоб Тиэйл вскинул винтовку. С такого расстояния прицеливаться не было нужды. При виде длинного ствола, направленного ему прямо в живот, Хескет почувствовал, как горло его сдавили железные тиски, и, задыхаясь от ужаса, взмолился:

— Нет! Меня нельзя убивать! Вы не понимаете, что делаете! Вы не смеете.

Тиэйл выстрелил.

Ударом тяжелой свинцовой пули Хескета отбросило и шмякнуло о буфет. Посыпались осколки стекла, и бутылка, открытая Элом, опрокинулась на пол, расплескивая свое содержимое.

— Пожалуйста, не надо! Не надо… — Шатаясь, он сделал несколько шагов, упал лицом на стол, соскользнул на пол и пополз к Тиэйлу. — Это ошибка! — хрипло шептал он. — Это какая-то чудовищная ошибка! Меня нельзя убивать!..

Он попытался подняться, жилет его заливала кровь. Когда наконец он оторвался от пола, Тиэйл снова выстрелил.

Через несколько минут дверь распахнулась, и в комнату ворвались люди. Их глазам предстала странная картина — в кресле с винтовкой в руках сидел перевязанный Тиэйл, а возле его ног лежал мертвый Хескет.

— Я никогда не любил его, — сказал он Ледбеттеру, — но все-таки я работал у него.

— А что с его долей «Соломона»?

— Он не оставил завещания. Мне кажется, он даже и представить себе не мог, что когда-нибудь умрет. Я как-то намекнул ему, что неплохо бы на всякий случай распорядиться имуществом, но он смерил меня таким пустым и холодным взглядом… Думаю, у него есть родители, только я никогда не видел, чтобы он писал им.