Карл с компанией уже прибыл, но он припарковал машину на улице, оставив подъездную дорожку свободной, чтобы родителям было не так далеко идти.
Хотя биометрия детей была введена в замок входной двери Дона и Сары, обратное было неверно, так что Дон позвонил в дверной звонок. Тут же появилась Эмили и, с некоторой обеспокоенностью во взгляде, быстро впустила их, напоследок украдкой оглядев окрестности, прежде чем запереть дверь, словно беспокоясь, не увидели ли соседи, как к ней приехала её престарелая мать под руку с каким-то странным молодым человеком.
Он попытался выбросить это из головы и произнёс самым сердечным тоном, на какой оказался способен:
— С днём рождения, Эм!
Сара обняла Эмили и сказала, как и каждый год в её день рождения:
— Я прекрасно помню, где я была в тот момент, когда ты родилась.
— Привет… — сказала Эмили. Дон ожидал, что за этим последует, «мама, привет, папа», это следовало из интонации Эмилиного «привета». Но она не могла сказать «мама», не сказав при этом и «папа», а с момента роллбэка он ни разу не слышал, чтобы кто-то из его детей называл его папой.
В этом доме, как и в доме Дона с Сарой, были ступеньки, ведущие от входной двери. Эмили взяла у Сары трость и помогла ей взобраться по ним; Дон шёл следом.
— Бабушка! — закричала Кэсси, одетая в розовое платье в цветочек и с заплетёнными в косички розовыми лентами. Она кинулась к ним, и Сара согнулась, насколько могла, чтобы её обнять. Когда она отпустила Кэсси, девочка посмотрела на Дона без тени узнавания на лице.
Карл подошёл и поднял дочь, посадив её на сгиб руки: так детям могут демонстрировать картину в музее.
— Кэсси, — сказал Карл, — это твой дедушка.
Дон увидел, как Кэсси наморщила лобик. Её рука охватывала Карла за шею, и они прижалась ближе к нему.
— Дедушка Марцинюк?
У Дона упало сердце. Гас Марцинюк был отцом матери Кэсси; он жил в Виннипеге и не появлялся в Торонто многие годы.
— Нет, крошка, — сказал Карл. — Это дедушка Галифакс.
Кэсси нахмурилась ещё больше и посмотрела на отца, словно пытаясь определить по его лицу, не разыгрывает ли он её. Но его лицо было серьёзно.
— Нет, это не он, — сказала Кэсси и встряхнула головой так, что косички подпрыгнули. — Дедушка Галифакс старый.
Дон постарался улыбнуться так широко, как только мог.
— Честное слово, конфетка, это правда я.
Она наклонила голову. Хотя его голос несколько изменился, она должна его узнать.
— А куда девались твои морщины?
— Они пропали.
Кэсси закатила свои голубые глаза, словно говоря, что это и так понятно. Он продолжил:
— Есть такой процесс, — сказал он и оборвал себя. «Процесс», «процедура», «методика», «лечение» — все слова, которыми он пользовался для описания того, что с ним стало, ничего не значили для четырёхлетнего ребёнка. — Я сходил к доктору, — сказал, наконец, Дон, — и он снова сделал меня молодым.
Кэсси выпучила глаза.
— Они так умеют?
Он чуть-чуть двинул плечами.
— Ага.
Кэсси посмотрела на Сару, потом снова на Дона.
— А бабушка? Она тоже станет молодой?
Дон уже открыл рот, чтобы ответить, но Сара его опередила.
— Нет, милая.
— Почему? Тебе нравятся эти морщинки?
— Кэсси! — воскликнул Карл.
Но Сара не обиделась.
— Я заслужила каждую из них, — сказала она. Сара не могла не заметить озадаченное выражение на лице Кэсси, и поэтому продолжила: — Нет, милая, они мне не нравятся. |