— Я не виноват в том, что я старый, — сказал он.

— Я это знаю! — огрызнулась она. А потом повторила, но гораздо мягче: — Я это знаю. Но давай, в общем, не будем тыкать мне этим в глаза.

— Я вовсе не хотел, — сказал Дон, который стоял теперь, опершись на раковину. — Но ты считаешь, что несколько баксов пени — это катастрофа, и я…

— Это не катастрофа, — раздражённо сказала Ленора. — Но это делает мою жизнь тяжелее, и… — Она должно быть, заметила, как он едва заметно дёрнул головой. — Что? — спросила она.

— Ничего.

— Нет, скажи.

— Ты не знаешь, что такое тяжёлая жизнь, — сказал он. — Похоронить родителей — это тяжело. Когда у жены рак — это тяжело. Не получить давно ожидаемого повышения из-за офисных интриг — это тяжело. Внезапно обнаружить, что тебе нужны двадцать тысяч на новую крышу, которых у тебя нет — это тяжело.

— На самом деле, — сказала она сухо, — я знаю кое-что о некоторых из таких вещей. Моя мама погибла в автокатастрофе, когда мне было восемнадцать.

Дон лишь раскрыл от неожиданности рот. Он избегал спрашивать её о родителях, несомненно, потому что в его чувствах к ней был некоторый «отеческий» аспект.

— Я не знала отца, — продолжила она, — так что мне самой пришлось растить брата, Коула. Ему тогда было тринадцать. Собственно, по этой причине я и подрабатываю. Стипендия покрывает все мои расходы, но я всё ещё пытаюсь выбраться из долгов, в которые залезла, пока Коул не вырос.

— Я… э-э…

— Сочувствуешь? Не ты один.

— И… и страховки не было?

— Моя мама не могла себе её позволить.

— О. Э-э… и как же ты справилась?

Она пожала плечами.

— Скажем так — симпатия к продуктовым банкам у меня возникла не на пустом месте.

Он был смущён и пристыжен и не знал, что сказать. Это объясняло, почему она казалась ему гораздо более зрелой, чем её сверстники. Когда он был в её возрасте, он всё ещё жил в довольстве в родительском доме, а Ленора живёт сама по себе уже семь лет, и часть этого времени — в заботах о брате-подростке.

— А где Коул сейчас? — спросил он.

— Дома, в Ванкувере. Они с подругой съехались как раз перед моим отъездом в магистратуру сюда.

— Ясно.

— Я многое могу простить, — сказала она. — Ты это знаешь. Но когда кто-то приходит и отбирает мои деньги… когда их у тебя так мало, ты… — Она пожала плечами.

Дон посмотрел на неё.

— Я… я не осознавал, что задираю перед тобой нос из-за своего возраста, — медленно произнёс он, — но теперь, когда ты мне об этом сказала, я постараюсь быть… — Он замолчал; он знал, что в состоянии эмоционального стресса он начинает говорить напыщенно. Но правильное слово тут же пришло: — … бдительнее.

— Спасибо, — сказала она, слегка кивнув.

— Я не обещаю, что всё всегда будет правильно. Но я правда буду стараться.

— Не сомневаюсь, — сказала она с того сорта улыбкой страдалицы, которую он больше привык видеть на лице Сары. Дон обнаружил, что улыбается в ответ, и он протянул к ней руки, зовя её встать и обнять его. И когда она это сделала, он крепко прижал её к себе.

Глава 33

Сару всё ещё беспокоила сломанная нога, но Гунтер был настоящей находкой и без устали приносил ей чашку за чашкой бескофеинового кофе, тогда как она оставалась за столом в бывшей комнате Карла.