Изменить размер шрифта - +

 

Молодые оба молчали.

 

– Спасибо, спасибо вам, что вспомнили меня.

 

– Да как же, Митрий Семеныч! – ответил кто-то из поезжан.

 

– Неш мы какие, прости господи…

 

– Мы твоей милости повсегды…

 

– Мы порядки соблюдаем, как по-божому, значит.

 

– Что ж ты невеселая такая, Настя? – спросила барыня.

 

– Не огляделась еще, сударыня! – ответила сваха Варвара.

 

– То-то, ты не скучай.

 

– А ты поклонись сударыне-то, – опять подсказала Варвара, толкая Настю под локоть.

 

Настя стояла и не поклонилась сударыне.

 

– Ну так что же: поздравить надо молодых-то, что ли? – спросил барин.

 

– Да, надыть поздравить, Митрий Семеныч, да дары принять, – отвечал дружко.

 

Григорий поставил на пол гусей, которые крикнули с радости и тотчас же оставили на полу знаки своего прибытия, а Настя подошла с своей тарелкой к барину.

 

Барин взял рюмку травника, поднял ее и проговорил:

 

– Ну, дай же вам бог жить в счастье, радости, совете, любви да согласии! – выпил полрюмки, а остальным плеснул в потолок.

 

– Спасибо тебе, Митрий Семеныч, на добром слове! – сказал Прокудин, а за ним и другие повторили то же самое. Настя подала барину ручник, а барин положил на тарелку целковый.

 

Так Настя одарила всю господскую семью и последний подала хорошенький ручник Маше.

 

Маша забыла положить свой пятиалтынный на тарелку и, держа его в ручонках, бросилась на шею к Насте.

 

– Ишь как любит-то! – заметила Варвара, поцеловав свесившуюся через Настино плечо руку девочки.

 

Между тем стали потчевать водкою поезжан, и начались приговорки: «горько», да «ушки плавают». Насте надо было целоваться с мужем, и Машу сняли с ее рук и поставили на пол.

 

Дошло потчевание до Варвары. Она взяла рюмку, пригубила и сказала: «Горько что-то!» Молодые поцеловались. Варвара опять пригубила и опять сказала: «Еще горько!» Опять молодые поцеловались, и на Настином лице выразилось и страдание и нетерпеливая досада.

 

А Варвара после второго целованья сказала: «Ну дай же бог тебе, Григорьюшка, жить да богбтеть, а тебе, Настасьюшка, спереди горбатеть!» – и выпила. Все общество рассмеялось.

 

Дружки дольше всех суслили свои рюмки и все заставляли молодых целоваться. Потом угощали других поезжан.

 

А барыня тем временем подошла к молодым, да и спрашивает:

 

– Что ж, Григорий, любишь ты жену?

 

– Как же, сударыня, жену надыть любить.

 

– Все небось целуетесь?

 

Григорий засмеялся и провел рукавом под носом.

 

– Ну, ишь барыне хочется, чтоб вы поцеловались, – встряла Варвара.

 

На Настином лице опять выразилась досада, а Григорий облапил ее за шею и начал трехприемный поцелуй.

 

Но за первым же поцелуем его кто-то ударил палкою по голове. Все оглянулись. На полу, возле Григория, стояла маленькая Маша, поднявши высоко над своей головенкой отцовскую палку, и готовилась ударить ею второй раз молодого. Личико ребенка выражало сильное негодование.

Быстрый переход