С балкона кошка щурится с презреньем…

         А парикмахер положил на стол

         Болонку старую, собачью полудеву,

         Распластанную гусеницу в лохмах…

         Сверкнули ножницы, рокочет в Сене вал,

         В очках смеётся солнце.

         Пришла жена с эмалевым судком,

         Увядшая и тихая подруга.

         Смахнула шерсть с собачьего стола,

         Газету распластала…

         Три тона расцветили мглу навеса:

         Бледно-зелёный, алый и янтарный —

         Салат, томаты, хлеб.

         Друг другу старики передают

         С изысканностью чинной

         То нож, то соль…

         Молчат, – давно наговорились.

         И только кроткие глаза

         Не отрываясь смотрят вдаль

         На облака – седые корабли,

         Плывущие над грязными домами:

         Из люков голубых

         Сквозь клочья пара

         Их прошлое, волнуясь, выплывает.

         Я, прохожий,

         Смотрю на них с зелёного откоса

         Сквозь переплёт бурьяна

         И тоже вспоминаю:

         Там, у себя на родине, когда-то

         Читал о них я в повести старинной, —

         Их «старосветскими помещиками» звали…

         Пускай не их – других, но символ

         тот же,

         И те же выцветшие добрые глаза,

         И та же ясная внимательность друг

         к другу, —

         Два старых сердца, спаянных навеки.

         Как этот старый человек,

         С таким лицом, значительным и тонким,

         Стал стричь собак?

         Или в огромной жизни

         Занятия другого не нашлось?

         Или рулетка злая

         Подсовывает нам то тот, то этот

         жребий,

         О вкусах наших вовсе не справляясь?

         Не знаю…

         Но горечи в глазах у старика

         Я, соглядатай тайный, не приметил…

         Быть может, в древности он был бы

         мудрецом,

         В углу на площади сидел, лохматый,

         в бочке

         И говорил глупцам прохожим правду

         За горсть бобов…

         Но современность зла:

         Свободных бочек нет,

         Сограждане идут своей дорогой,

         Бобы подорожали, —

         Псы обрастают шерстью,

         И надо же кому-нибудь их стричь.