|
Муж надеялся, что огромные деньги, потраченные на поездку и лечение, не пропали даром. Поначалу ему показалось, что мальчик как будто здоров. Но это заблуждение скоро развеялось. Однажды барон со свойственной ему бесцеремонностью ворвался в подвал дома, где сын оборудовал себе мастерскую. До этого Корхонэну не довелось толком разглядеть «мазню» сына. То, что он увидел, повергло его в ярость и злобное отчаяние. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – Генрих не только не поправил своего душевного здоровья, но его болезнь приняла более изощренные формы, его сознание порождало такие образы, от которых у нормального человека волосы вставали дыбом. Теодор был вне себя, попавшиеся под руку полотна тотчас же полетели в огонь или были растерзаны в клочья. Генрих, весь трясясь, с пеной у рта, с искаженным лицом бессильно взирал на то, как огонь пожирает лики неведомых существ. Генриху казалось, что это он горит, что это его существо пылает невыносимым огнем, горит и превращается в пепел. Потом последовал тяжелый и долгий приступ болезни.
Аглая внимательно наблюдала за тем, как складываются отношения отца и сына. Теодор, по-видимому, уже утратил надежду на то, что из Генриха вырастет настоящий мужчина, наследник титула и поместья, как он это себе представлял. Невысокий болезненный юноша вызывал у барона только раздражение. Генрих отчаянно хотел любви отца, его поддержки, хотя бы дружеского участия и понимания. Но ничего этого не было и в помине. Отец и сын оказались так далеки друг от друга, что никакая сила теперь была не способна их соединить. Аглая много раз пыталась говорить с мужем, объяснять ему, как важна для Генриха его любовь и помощь. Но Теодор оставался глух к ее мольбам. Сильные и здоровые не в состоянии понять отчаяние и беспомощность больных и слабых. Барон уже принял решение. Однажды в солнечный, погожий и безветренный день Генрих, взяв с собой Юху-Без-Уха, решил плыть на лодке в сторону острова Ловушка. Он вознамерился всенепременно доказать и себе, и, в первую очередь, отцу, что он не боится ничего, он способен быть таким же, как и он, смелым, ловким, сильным. Ему не страшны волны, острые коварные камни, ветер. Генрих хотел во что бы то ни стало пристать к острову в том единственном месте, где это было возможно. Когда Аглая узнала о затее сына, она побелела, но по лицу сына поняла, что его не отговорить от опасной задумки. И когда юноша и его спутник двинулись к пристани, она взмолилась к мужу: – О Господи! Теодор! Разве вы не понимаете, что он все это затеял ради вас? Ради того, чтобы вы увидели в нем человека, достойного вашей любви и уважения! Он же погибнет, если вы не остановите его! Барон сидел за письменным столом в своем кабинете и угрюмо разбирался в домашней бухгалтерии. Он мрачно выслушал жену, которая прервала его занятие, чертыхнулся, с раздражением рванул недописанный листок. Клочья бумаги полетели в разные стороны. Машинально полстраницы он сунул в карман сюртука, туда же отправился и надломленный огрызок карандаша, коим барон правил расчеты. Огромными шагами Теодор двинулся за незадачливым сыном. Черт побери этого дурачка с его идеями и картинами, с его вечными метаниями и мучениями! Аглая бежала следом, жалобно причитая. Прислуга бесстрастно наблюдала неприличную сцену. Теперь подобное случалось часто. – Оставьте меня, ступайте обратно! – резко прикрикнул барон на жену, когда они по берегу залива подошли к сараю, где хранились лодки и снасти. – Я, так и быть, отправлюсь с вашим любимцем и покажу ему, как должен управляться с лодкой настоящий мужчина, а не жалкий хлюпик, каким вы его воспитали! Баронесса с тоской смотрела мужу вслед, не подозревая, что видит эти огромные плечи, эту мощную шею в последний раз.
Глава двадцать первая
Следователь полиции Константин Митрофанович Сердюков, высокий и худой мужчина средних лет с редкими светлыми волосами, затянутый в форменный сюртук, пребывал в раздраженном состоянии духа. |
