– Вот чего у вас не может быть, так это преступлений.

– У нас?!

И Смородина прослушал краткий курс зарождения организованной преступности Подмосковья в радиусе двух километров вокруг парикмахерской.

– Ну, это в девяностые везде было.

– У нас были два бандита с высшим образованием. Что вы удивляетесь?

– Я не…

– У вас брови уползли на лоб, а уши опустились вниз. На языке тела…

– А мошенники у вас были? Такие, чтобы что-то невообразимое совершили? О чем фильм снять можно? Я вот слышал, что в том доме с колонной живет генерал, который на самом деле не генерал, а аферист, который притворяется генералом и присваивает его деньги.

– Да вы что?! К нам ходит его помощник. И ко мне, и на ноготочки. Вот это новости! Только он знаете, что говорит? Что там племянница поддельная. Что же получается? Оба фальшивые? Кому же тогда дом принадлежит? И перед кем они притворяются? Перед друг другом?

Парикмахерша продолжала говорить, но внимание Смородины привлекла злая бабка в кудельках, которая, кажется, преследовала его в этот день. Она открыла дверь парикмахерской и прошла мимо него к дальнему креслу, в котором прохлаждался мужской мастер.

– Витек, я тебе пирожка с картошкой принесла.

– Мама, ну я на диете.

– Никаких диет! Станешь как дрищ, болеть начнешь. Доктор сказал, тебе удовольствие надо получать, тогда пить не будешь. Ешь пирожок!

Парикмахер послушно взял полиэтиленовый пакет, извлек из него печеное изделие и начал жевать.

– Всухомятку не ешь. Сейчас я тебе чай заварю.

Бабка прошаркала к ресепшен. Тут она заметила Смородину.

– Не узнала вас без собаки. Ух, она уродливая. И зачем вы ей ноги обстригли?

Тем вечером в заброшенном советском парке не было ни души. Самое время для маньяков. Со стороны могло показаться, что Жанна чувствует себя героиней кинофильма. Тонкая, встревоженная, она была укутана в шаль и шла к лестнице, не глядя по сторонам. Кое-какие фонари работали, поэтому ступеньки были различимы. Они казались то зелеными, то серыми. Эдвард Мунк, забыв обо всем, писал бы и Жанну, и лестницу, и разросшийся парк, работавший легкими города. Но она не была художницей. И ее трясло.

Спиной она почувствовала, что сзади кто-то идет. Что этот кто-то смотрит на нее и чутко следит за ее реакцией. Она обернулась. Темнело. Жанна успела только вскрикнуть.

Напарник

Поздно вечером Смородина делился мыслями со своим напарником. Ему очень важно было выговариваться, это помогало формулировать мысли. Кроме того, делать это в хорошей компании было просто приятно.

– Ну, вот ты говоришь, маникюр и маникюр. Но Оскар скрывал, что он регулярно ходит в салон красоты. Когда я спросил у него, где здесь есть поблизости парикмахерская, он сделал вид, что начал вспоминать, а потом послал меня в совершенно другой конец города. Почему? В итоге Антон, получающий вместе со свежим молочком каждое утро сплетни от своей домработницы, приносит в дом идею о том, что Жанна на самом деле бывшая молодая любовница младшего Абрамова. Ушлая прожженная женщина под тридцатник, которая придушила настоящую наследницу и заняла ее место. Когда я сам первый раз услышал эту историю, то вообще не обратил на нее внимания. История из разряда таких, в ответ на которые вежливо ахают, но никто не верит. Такими занимаются современные антропологи, а еще их эксплуатируют сочинители бульварных романов. Но идея, в которую верят, в которую вкладывают силы, становится чем-то другим. Это еще классик описывал. А почему я, собственно, не поверил? Шашлычник уничтожил все детские фотографии своей дочери. Во-первых, потому что он в принципе мало ее снимал.