Теперь Пундту нужно глотнуть водки — двойную порцию, если можно, — а затем он признает, что их спор и различия во взглядах припоминает, к сожалению, весьма смутно, весьма, к сожалению, приблизительно, но он рад, что его ученики до сих пор находятся под влиянием тех проблем, которые он перед ними ставил, или тех мыслей, которые он пытался им привить. Да, он и сейчас еще считает, что, действуя последовательно, мы действуем наверняка, и в конце концов последовательность приносит победу, потому что она вынуждает нас до предела использовать все наши возможности, все без исключения.

В этом месте Миша Крёгер нашла наконец удобный случай для упрека.

— Ты никогда ничего мне об этом не рассказывал, — обращается она к ученику Эккелькампу.

Но тот спокойно отвечает:

— Когда ты повзрослеешь, Миша, то со временем все узнаешь. Речь идет о том, должен ли маленький горностай, как повелось, с неотвратимой последовательностью умереть, посадив два-три пятна на свой хорошенький мех, или может действовать непоследовательно и жить дальше с этими пятнами. Ты, надеюсь, видишь разницу?

— Дай-ка мне лучше кренделек, — говорит Миша, умиротворяюще махнув в сторону соседнего стола: попозже, да подождите же.

Пундт глотнул водки, залпом осушил кружку пива и сразу же глотнул еще водки — вот это хорошо! — и вдруг спросил:

— Вы давно здесь бываете, в этом ресторане?

— Уже полтора года, — отвечает Эккелькамп, — почти ежедневно, а вас, наверно, удивляет название, но все, что бывало с Берти, Берти — это хозяин, все значительное, случалось четвертого августа: родился, женился, провалился на экзамене, и даже тетушка, оставившая ему наследство, умерла четвертого августа. Вот откуда название.

— Но тогда вы наверняка знаете многих, кто сюда приходит?

— Многих знаю, еще бы.

— Знали и Харальда?

— Да, я знал и Харальда. Я часто встречал здесь вашего сына, его любимое место было вон там, под вентилятором, там, господин Пундт, мы, случалось, и о вас говорили. Знаете, как мы вас называли?

— Да, — отвечает Пундт. — Дорожным указателем. А встречались вы с ним где-либо вне этого ресторана?

— Он же учился на педагогическом, у нас было мало точек соприкосновения, — говорит Эккелькамп и внезапно удивляется: — Почему же он так поступил, почему?

Пундт молча смотрит куда-то вдаль, поверх столиков, взгляд его застыл; нет, он не задумался над ответом, скорее он сам напряженно ждет, что ему, да, ему, который так долго и безрезультатно всех расспрашивал, теперь на конец ответят, Эккелькамп или кто-нибудь другой из сидящих в зале. Своим застывшим взглядом, в котором читается упорное стремление получить ответ, Пундт, между прочим, вновь подтверждает правоту художника Бекмана, еще в давние времена отразившего в его портрете ту пытливую беспощадность, с какой он вынуждает собеседника открыто заявить о своих убеждениях.

Слышит ли Пундт, что рассказывает ему Эккелькамп через столик? Доходят ли до Пундта его слова?

Эккелькамп рассказывает, где он в последний раз видел Харальда за две-три недели до того, как это случилось, следовательно, за две-три недели до экзамена.