Много лет спустя

Мама дышала часто и тяжело, Марк чувствовал, как под курткой колотится ее сердце.

– Там нету никого, – проговорил он, мама же словно не слышала его.

Что с ними собираются сделать плохие люди, он не знал, а мама не объяснила, и Марк думал, что – съесть. Как только он представлял, что его и маму будут есть, сразу очень хотелось зареветь, но он крепился, потому что плакать – стыдно, только девчонки ревут и малыши, а он уже большой, ему целых пять лет.

Вскоре лес сделался страшным, как в порванной книжке про Бабу Ягу: сосны скрючились, березы торчали черными палками. Марка трясло, он хотел помочь маме, но понимал, что тогда они будут идти медленно. И вообще, мама сильная, она уже долго тащит такого большого парня, значит, должна победить плохих людей. Да и он поможет ей победить, кааак возьмет палку! Правда, еды у них было мало, Марк был тощим, потому что недоедал, и все дети дразнили его глистом или жердиной, а взрослые говорили «не жилец».

Мама задышала хрипло, шумно, выронила его на замшелую кочку, он покатился по поляне, вцепился в траву, уставился на маму. Она стояла на четвереньках и трясла головой, как собака, которая отряхивается. А еще она рычала.

Любой ребенок знал, что рано или поздно родители превратятся в монстров, которые попытаются его сожрать. С малолетства это вдалбливалось в каждого. Потому Марк не бросился на помощь маме, а попятился и огляделся, выбирая место, куда лучше от нее спрятаться. Она, конечно, бегает быстрее, но мама устала, а он – нет. Когда она взревела совсем уж по-звериному, Марк рванул в сторону темного соснового леса.

Он не оборачивался, но знал, сейчас мама поднимается с колен, она очень голодна, и если догонит его, то съест живьем. Она уже ничего не соображала, как дикая собака.

Нечеловеческий рев голодного мутанта хлыстом стеганул по спине, и мальчик рванул что было сил, выжимая максимум из своего слабого маленького тела. Вскоре стало видно, что лучше не бежать в лес, а повернуть, потому что недалеко, над камышами, виднеется крыша дома. Там можно спрятаться от мамки, запереть дверь.

Задыхаясь, мальчик бежал к спасению, а сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот пробьет ребра. Поляна закончилась, и он бросился в камыши напролом, пересек русло высохшего ручья, обернулся. В этот самый момент над зарослями появилась мамкина голова: глаза выпученные, рот перекошенный.

Марк закричал, собрал остатки сил и вскарабкался по глинистому склону оврага. Наверху была поросшая крапивой поляна, в середине которой возвышался самый настоящий каменный колодец с длинной деревянной палкой, похожей на подъемный кран, который гнил неподалеку от дома, где они с мамой жили прошлой зимой. За колодцем был дом с деревянным забором, рухнувшим внутрь двора.

Марка не насторожила протоптанная тропинка, ведущая к дому, и следы вокруг – то ли собачьи, то ли волчьи. Он влетел во двор и едва не споткнулся о крупную белую дворнягу. Собака взвизгнула и шарахнулась в сторону. Над примятой травой поднялись еще собачьи головы, и было их много. Что ему грозит смерть, Марк сообразил раньше, чем собаки – что прямо к ним в логово пожаловала еда. На пару секунд замерев, мальчик рванул назад. Собаки еще не проснулись и отреагировали с замедлением, это спасло ему жизнь.

Инстинкт самосохранения гнал мальчика вперед, мысли выветрились из головы. Бежать, бежать, бежать, пока есть силы. Потому что иначе – собачьи пасти, зубы… Навстречу уверенным шагом шло существо, которое недавно было матерью. Марк остановился, хватая воздух ртом, обернулся: собаки выбежали со двора. Взгляд остановился на каменном колодце, отделяющим его от матери. Высокий, если взобраться на палку, собаки не достанут.

Мальчик рванул вперед. Сил не было вообще, он не чувствовал ни ног, ни рук, перед глазами расползались разноцветные круги, но ему безумно хотелось жить.