-  Успеешь, Молодой. И имей в виду: не более двух ночей, двух полновесных лун. И я опасаюсь, что он не продержится даже этого срока.

    Буркнув это, пожилой помахал в воздухе зажатым в клещах обручем, видимо, подтверждая сказанное; и сунул все обратно в радостный костер.

    -  Я понял тебя. Но больший срок вряд ли понадобится мне. Я знаю, что делаю. И делаю лишь то, что знаю… - рука молодого нырнула в подставленное раскаленное кольцо, и оно сомкнулось.

    -  Да. И поэтому я был против твоего приобщения. Но теперь ты встал, и разговор наш не имеет смысла.

    Остывающий круг отлетел в шуршащие заросли, и хмурый пожилой варк проследил его пологую дугу.

    -  Ты бы вышел, Урод, а?.. Если так сопеть в кустах, то твоего крохотного носика может не хватить на нечто лучшее. Если юноша бродит в лесу один, он не должен дрожать и прятаться. Давай, хороший мой, покинь кущи…

    Молодой варк порывисто шагнул к вышедшему на поляну трясущемуся мальчишке; он быстро учился всему, что надо, только сейчас это было не надо, и слов не хватило, чтобы остановить вновь Вставшего. Он и до последнего ухода отличался редкой самоуверенностью, мало кто решался вставать на его прямой дороге - но дорога кончилась, пошли новые дороги, их было много, они не были прямыми, и он не знал всех выбоин и поворотов.

    Слов не хватило, и Вставший выдержал лишь немногие мгновения предложенного и принятого Визга зрачков. Жестоко? - разумеется; но необходимо. На открывшего тебе дверь смотрят распахнутыми глазами и отвечают коротко и внятно. А сузивший глаза и любящий шутить… Не всегда успеваешь понять, когда шутка закончилась, и не последняя ли это шутка.

    Хороший мальчик. Слишком хороший для такого простого Ухода. Старый Джессика позаботится, чтобы это больше не повторялось. Хороший старый Джессика, бывший некогда не таким уж старым. И не таким уж хорошим.

    ЛИСТ ПЕРВЫЙ

    Мое дыханье тяжело,

    И горек бледный рот,

    Кого губами я коснусь,

    Тот дня не проживет.

    …увидел при ярком свете луны дочь Клааса, несчастного дурачка по прозвищу «Песобой», ибо каждую встречную собаку он бил чем попало, крича, что "проклятые псы украли у него все волосы и должны их ему вернуть".

    Девушка эта нежно заботилась о своем отце и не хотела выходить замуж, говоря:

    -  Ведь он дурачок, я не могу его бросить.

    И видя, как она добра, каждый давал ей, кто чем богат: кто сыру или бобов, а кто ломоть китового языка.

    Злонравный неподвижно стоял на опушке леса и пел. Девушка пошла прямо на его песню и упала перед ним на колени.

    Он повернулся и зашагал к себе домой, она - вслед за ним, не проронив ни слова, и вместе они вошли в замок.

    На лестнице Сиверт Галевин столкнулся с братом, который только что возвращался с охоты, затравив кабана.

    -  Что я вижу? - насмешливо спросил он, - урод намерен подарить нам ублюдка? А ты, красотка, взяла бы лучше меня! Удовольствия, право, ты получила бы больше!

    Но Злонравный в бешенстве ударил брата копьем по лицу и взбежал по лестнице в свой покой.

    Боясь, что брат бросится за ним, сир Галевин запер двери и раздел девушку донага - и дочь Клааса сказала, что ей холодно.

    Он полоснул ее золотым серпом под едва набухшей левой грудью, и когда сердце упало на лезвие, он выпил из него кровь.