— Что вы знаете про Ктулху? — спросил Лэрд напрямик.

Реакция профессора поразила нас до глубины души. Из старика, что держался с отстраненным, презрительным превосходством, он внезапно превратился в человека настороженного и подозрительного. Преувеличенно осторожно он отложил карандаш, не сводя глаз с лица Лэрда, и наклонился над столом чуть вперед.

— Итак, вы пришли ко мне, — промолвил Партьер. И рассмеялся — хриплым, каркающим смехом столетнего старца. — Вы пришли ко мне расспросить про Ктулху. И почему бы?

Лэрд коротко объяснил: мы пытаемся выяснить, что же произошло с профессором Гарднером. Он рассказал не больше, чем счел нужным, а старик между тем закрыл глаза, вновь взялся за карандаш и, тихо им постукивая, слушал подчеркнуто внимательно, время от времени задавая наводящие вопросы. Когда Лэрд закончил, профессор Партьер медленно открыл глаза и оглядел нас по очереди. Во взгляде его читалось что-то вроде жалости пополам с болью.

— Значит, он и обо мне упоминал, вот оно как? Но я с ним не общался иначе как по телефону, и то один только раз. — Профессор поджал губы. — И он больше говорил о давнем нашем споре, нежели о своих открытиях на Риковом озере. А теперь мне хотелось бы дать вам один маленький совет.

— Так мы за этим и приехали.

— Убирайтесь оттуда и забудьте это место как страшный сон.

Лэрд решительно покачал головой.

Партьер окинул его оценивающим взглядом; в темных глазах светился вызов. Но Лэрд не дрогнул. Он ввязался в эту авантюру — и вознамерился дойти до конца.

— Не те это силы, с которыми привыкли иметь дело обычные люди, — сказал старик наконец. — Мы со всей очевидностью к такому не подготовлены.

И без дальнейших прелюдий он заговорил о вещах настолько удаленных от обыденной повседневности, что и вообразить невозможно. Воистину, я даже не сразу стал понимать, к чему он клонит, ибо столь смелы и невероятны были его идеи, что я, человек простой и привыкший к прозе жизни, с трудом их воспринимал. Возможно, из-за того, что Партьер с самого начала дал понять: в окрестностях Рикова озера обосновался не Ктулху со своими приспешниками, но со всей очевидностью что-то иное. Плита и надписи на ней явственно указывали на природу существа, что объявляется там время от времени. Профессор Гарднер в своих окончательных выводах оказался на правильном пути, хотя и думал, что Партьер ему не поверит. Кто таков Безликий Слепец, как не Ньярлатхотеп? Уж верно, не Шуб-Ниггурат, Черный Козел с Легионом Младых!

Здесь Лэрд перебил его, настоятельно попросив изъясняться понятнее, и, наконец осознав наше полное невежество, профессор продолжил, все в той же своей слегка раздражающей туманной манере, излагать мифологию — мифологию более древнюю, нежели история рода человеческого, мифологию не только Земли, но и звезд во Вселенной.

— Мы ничего не знаем, — повторял он время от времени. — Мы вообще ничего не знаем. Но есть определенные знаки, есть места, которых все сторонятся. Вот Риково озеро, например.

Партьер рассказывал о существах, чьи одни только имена внушают благоговейный страх, — о Старших Богах, живших на Бетельгейзе, удаленных во времени и пространстве: они отправили в космос Властителей Древности во главе с Азатотом и Йог-Сототом.