Ничего сверх этого профессор Партьер не мог или не захотел нам сообщить. Более того, Лэрд и расспрашивать уже не был склонен, ибо со всей очевидностью существовала чертовски тревожная связь между откровениями нашего собеседника, при всем их неправдоподобии, и записями профессора Гарднера.

Наш визит, однако, невзирая на его недосказанность — а может, и благодаря ей, — произвел на нас прелюбопытный эффект. Туманная неопределенность профессорских обобщений и комментариев, вкупе с обрывочными, разрозненными свидетельствами, что мы получили независимо от Партьера, отрезвили нас и укрепили Лэрда в решимости докопаться до сути тайны, окружающей исчезновение Гарднера, — тайны, что внезапно увеличилась в масштабах и теперь включала в себя еще б ольшую загадку Рикова озера и окрестного леса.

На следующий день мы вернулись в Пашепахо и по счастливой случайности на дороге, ведущей от города, обогнали Старого Питера. Лэрд притормозил, дал задний ход и высунулся из окна. Старикан окинул его оценивающим взглядом.

— Подвезти?

— Чего б нет?

Старый Питер влез в машину, присел на краешек сиденья — и тут Лэрд без лишних церемоний извлек на свет флягу и протянул ее пассажиру. Глаза его вспыхнули, он жадно схватил бутыль и присосался к горлышку, пока Лэрд рассуждал себе о жизни в северных лесах да подзуживал полукровку рассказать о залежах полезных ископаемых, что тот якобы надеялся отыскать в окрестностях Рикова озера. Так мы проехали некоторое расстояние, и все это время фляга оставалась у метиса — он вернул ее почти пустой. Опьянеть в строгом смысле слова он не опьянел, но сделался раскован и даже не запротестовал, когда мы свернули на дорогу к озеру, его не высадив. Хотя, увидев домик и осознав, где находится, старик невнятно пробормотал, что ему это не по дороге и что ему позарез надо вернуться до темноты.

Старый Питер собрался было в обратный путь немедленно, но Лэрд уговорил его зайти, пообещав налить стаканчик.

И налил. Намешал самого что ни на есть крепкого пойла, а Питер осушил стакан до дна.

Последствия не замедлили сказаться, и только тогда Лэрд обратился к теме Рикова озера и его окрестностей: не знает ли Питер, что здесь за тайна? Сей же миг метис замкнулся в себе и забормотал, что ничего не скажет, ведать ничего не ведает, все это ошибка. Глаза его тревожно забегали. Но Лэрд настаивал. Ведь Питер своими глазами видел каменную плиту с письменами, разве нет? Видел, неохотно признал Питер. А он нас туда не проводит? Питер яростно затряс головой. Не сейчас. Уже почти стемнело, до ночи мы не обернемся.

Но Лэрд стоял на своем. Он твердил, что до темноты мы успеем вернуться и в домик, и даже в Пашепахо, если Питер того захочет. И наконец метис, не в силах противостоять настойчивости Лэрда, согласился отвести нас к плите. Невзирая на то что на ногах он держался нетвердо, старикан проворно зашагал через лес по едва заметной стежке, которую и тропой-то не назовешь. Он прошел размашистым шагом около мили, а затем резко затормозил, встал за деревом, словно боясь, что его увидят, и трясущейся рукой указал на небольшую прогалину в окружении высоких деревьев — на некотором расстоянии от нас, так что над головой было видно небо во всю ширь.

— Вот — вот она.

Плита была видна лишь частично; поверхность ее по большей части затянул мох. Однако Лэрда на тот момент камень занимал мало; ясно было, что метис смертельно боится этого места и мечтает лишь о том, чтобы удрать отсюда поскорее.

— Питер, а как тебе понравится провести здесь ночь? — спросил Лэрд.

Метис испуганно вскинул глаза.

— Я? Боже, нет!

Внезапно в голосе Лэрда послышалась сталь.

— Если не расскажешь нам, что ты тут такое видел, так оно и будет.

Метис не настолько опьянел, чтобы не понять, чем ему угрожают, — дескать, мы с Лэрдом набросимся на него и привяжем к дереву на краю открытой прогалины.