Красный дракон с ревом взмыл в воздух и пролетел над полем, плюясь огнем, как истребитель с огнеметом. Толпа стала быстро разбегаться, очищая ему дорогу.

Бегущий дракон скрылся за подножием шлакового холма, а второй сделал в воздухе горку и тоже скрылся из виду. Толпа разочарованно застонала, и часть ее рванулась за холм увидеть момент убийства.

Однако через минуту бегущий дракон показался снова. Он смешно трусил по склону холма, забираясь все выше и выше, а красный дракон все так же летел чуть сзади. Люди стояли и смотрели, пока, наконец, драконы не скрылись за гребнем. На секунду на фоне неба появился силуэт летящего дракона, сверкнула струя пламени, дым рассеялся – и начались споры о том, кто кому должен платить.

Идрис оставил спор и подошел к Хеджесам.

– Ну и трус же этот ваш империалист! Хоть бы раз огнем дунул как следует, или огрызнулся.

Бронвен посмотрела на него и вдруг улыбнулась.

– Ну и дурак же ты, Идрис Боуэн, и голова у тебя забита битвами и пропагандой. Есть еще много в мире хорошего, кроме драк, даже у драконов. Твой‑то красный уж такой был молодец, уж такой красавец – прямо павлин. Совсем как ребята в воскресных костюмах на Хайстрит в Ллангольвкосе – те уж точно не на драку наряжаются.

Идрис вытаращился на нее.

– А наш‑то дракон, – продолжала она, – наш‑то тоже ничего. Фокус, конечно, не новый. Мне и самой так когда‑то приходилось. – Она искоса взглянула на Хвила.

До Идриса начало доходить.

– Так… так вы же всегда говорили «он» про свою зверюгу! – возмутился Идрис Боуэн.

Бронвен пожала плечами:

– Верно, верно. А ты умеешь отличить дракона от драконихи по виду? – Она повернулась в сторону гор. – Очень уж холодно и одиноко ему было две тысячи лет. Так что сейчас этот красный петушок не будет забивать себе голову твоей политикой. У него другое на уме. А ты знаешь, интересно будет, когда в Уэльсе начнут плодиться дракончики – и очень скоро!

Эсмеральда

Эсмеральда была лучшей актрисой, что когда‑либо принимала участие в моем представлении. Я заполучил ее у одного русского – за пятьдесят центов. У тогдашних русских всегда можно было найти самое лучшее. Может быть, у теперешних тоже, да сейчас русского нелегко найти. А пятьдесят центов – тоже была цена не слабая, пусть и по зимнему времени, когда цены уходят вверх. Но уж когда я ее увидел – все, с концами, решил я. Она должна быть моей. Большая она была и сильная. А русский знал, чем владеет. Я, конечно, поторговался, но он меньше пятидесяти не взял бы ни за что.

Я был рад своей находке. Порода стала за последнее время пожиже, и мне пришлось даже изменить объявление на фургоне, которое я вывешивал всюду, где мы только останавливались:

ПОДХОДЯЩИЕ БЛОХИ

ПОКУПКА ЗА НАЛИЧНЫЕ

и слово подходящие подчеркнуть, а то находились люди, приносившие мне собачьих блох, и кошачьих блох, и куриных блох, а потом катившие на меня бочку, отчего это я, дескать, не покупаю. Теперь такие тоже находятся, но я им показываю слово подходящие, и они меньше кипятятся. В толк не могут взять, что нужны сильные, здоровые, человеческие блохи. Другие породы слишком малы, и нет в них той живости. Вдруг, бывает, во время работы ложатся, или пройдет дрессировку и сразу помрет. Вот человеческие блохи – те выдерживают. На Эсмеральду я только раз глянул, и уже знал, что это настоящий товар, да еще и Русская – высший класс, я уже говорил.