– Не надо. Я не… – залепетала Фрэнсис.

– Чушь! – повторила сеньора. – Вам всем только одно и надо, и сиди тихо. Концентрируюсь.

Она подалась вперед, затенив кристалл рукой от прямого света, и стала в него вглядываться. Фрэнсис смотрела на гадалку, ощущая какую‑то неуютность. Ничего не происходило, только постепенно стихали качания серег в ушах сеньоры.

– Ха! – произнесла сеньора так неожиданно, что Фрэнсис подпрыгнула. – Симпатичный парень.

У Фрэнсис было смутное ощущение, что такие слова, Даже полностью фальшивые, надо было бы произносить в более убедительном тоне и в другой форме, но сеньора продолжала:

– Красивый галстук. Темно‑синий с темно‑золотым, и посередине красная строчка.

Фрэнсис тихо сидела, а сеньора, наклонившись к шару и всматриваясь, говорила:

– На пару дюймов выше тебя. Примерно пять футов десять дюймов. Волосы светлые, ровные. Красивый рот. Хороший подбородок. Нос прямой. Глаза темно‑серые, чуть с голубыми искрами. Над левой бровью полукруглый шрам, старый. Он…

– Хватит! – крикнула Фрэнсис.

Сеньора взглянула на нее, и снова уставилась в кристалл.

– Ладно, тогда дети…

– Хватит, я вам сказала! – крикнула Фрэнсис еще раз. – Я не знаю, как вы о нем узнали, но это все неправда! Еще вчера я бы вам поверила, а сегодня это совсем неправда!

Она вдруг словно наяву увидела, как опускает кольцо с пятью маленькими бриллиантами на войлочную подстилку и закрывает коробку, и воспоминание было невыносимым. Она почувствовала, как закипают слезы у нее внутри.

– Случается иногда слегка поссориться… – начала сеньора.

– Да как вы смеете! Это не размолвка, это все. Кончено. Я больше его видеть не хочу. Так что хватит этого фарса.

Сеньора взглянула на нее в упор:

– Фарса! – воскликнула она, как бы не веря. – Ты мою работу назвала фарсом! Да известно ли тебе…

Фрэнсис настолько разозлилась, что слезы решили подождать.

– Да, фарс! – повторила она. – Фарс и мошенничество! Я не знаю, как вы раздобываете сведения, но сейчас это не сработало! Устарела ваша информация! Вы… вы пьяная старая мошенница, и наживаетесь на людских несчастьях! Вот вы кто!

И Фрэнсис вскочила, чтобы выбраться из комнаты, прежде чем разревется.

Сеньора сверкнула глазами и схватила ее за руку, как клещами.

– Мошенница? Мошенница! Ах ты сопливая нахальная девчонка! А ну сядь!

– Пустите руку! Мне больно!

Сеньора подвинулась совсем вплотную. Из‑под сердито сдвинутых бровей смотрели горящие глаза. Она снова приказала:

– Сядь, говорю тебе!

Фрэнсис вдруг поняла, что она больше напугана, чем рассержена. Она попыталась выдержать взгляд сеньоры, но отвела глаза и села, отчасти потому, что чужая рука на запястье тянула ее вниз, но больше от какой‑то нервной слабости.

Села и сеньора, не выпуская запястья Фрэнсис.

– Так ты назвала меня мошенницей!

– Вам кто‑то рассказал про Эдварда, – упрямо сказала Фрэнсис, стараясь не встречаться с ней глазами.

– Вот кто мне рассказал, – сеньора ткнула свободной рукой в сторону хрустального шара. – Вот кто, и больше никто! Он мне много чего рассказывает. Но ты ведь не веришь, нет?

– Я не имела в виду… – начала Фрэнсис.

– Ладно, не ври. Имела. Никакого уважения. У современной молодежи. К старшим. Ну ладно. Таких сопливых девчонок надо учить! Хочешь, скажу тебе, когда ты умрешь? Или когда твой Эдвард умрет?

– Нет, не надо, пожалуйста, не надо!

– Ага! Боишься! Ты же не веришь, так чего же ты боишься?

– Извините меня.