Изменить размер шрифта - +
«У меня тогда не было никакого военного опыта, – рассказывает Джеймс. – Меня приводила в ужас мысль спать вшестером или всемером в палатке... Я осмелился спросить Флеминга, как ему удалось в дождь и грязь сохранить в безукоризненном виде свое обмундирование, винтовку и обувь. Он бросил на меня ледяной, строгий взгляд своих голубых глаз и со свойственной ему лаконичностью ответил: „Чудовищный труд!..“

От предыдущих встреч с Флемингом у меня сохранилось к нему восторженное отношение. И вот, когда я увидел, что мой герой превратился в солдата, я о многом задумался. Я не был верующим, но мне с детства привили убеждение, что воевать – преступное занятие и в армию идет только тот, у кого нечистая совесть, что все офицеры в большей или меньшей степени похожи на безнравственных кавалеристов гражданской войны, преследовавших пуритан. И вдруг убедиться в том, что человек старше меня, один из самых уважаемых мною, добившийся таких замечательных достижений в своей работе, готов как простой солдат рисковать жизнью. Это заставило меня пересмотреть свои взгляды на возможность возникновения войны».

Война разразилась лишь через два года, а Флеминг покинул Лондонский шотландский полк в апреле 1914 года, так как военные сборы мешали его работе в больнице.

В первые же месяцы войны Райт получил звание полковника и был послан во Францию, чтобы создать в Булонь-сюр-Мер лабораторию и научно-исследовательский центр. Он взял с собой Дугласа, который имел чин капитана, Перри Моргана и Флеминга, носившего две звездочки лейтенанта Медицинской службы Королевской армии. Позже к ним присоединился Кольбрук; Фримен вначале отправился в Россию для изготовления вакцины против холеры, а потом тоже приехал в Булонь. Лаборатория была прикреплена к английскому военному госпиталю, размещенному в залах бывшего булонского казино. Вначале бактериологам отдали ужасный подвал, по которому проходила канализационная труба, наполнявшая помещение зловонием. Каждое утро в шесть часов сержант-лаборант заливал трубу крезолом, но отвратительный запах не исчезал. Сэр Алмрот возмутился – а он способен был проявить нужную резкость – и добился, что исследователям отдали фехтовальный зал, под самой крышей казино. Разумеется, в этом помещении не было ничего, что требовалось для лаборатории: ни столов, ни водопровода, ни газа. Тут изобретательность Флеминга сослужила большую службу. Бунзеновские горелки заправлялись денатуратом; термостаты нагревались на керосинках. Для обработки стекла Флеминг сделал из резиновых трубок и мехов, надетых на бидон, очень хорошую горелку. Позже он говорил, что у него никогда не было лучшей лаборатории.

Несмотря на войну, он оставался таким же невозмутимо спокойным, каким был в мирное время. «Вот мои первые впечатления от лейтенанта Флеминга, – рассказывает его лаборант, – бледный офицер невысокого роста, который не говорил лишних слов и выполнял свою работу спокойно и безукоризненно. Однажды, когда капитан Дуглас заболел, нашим начальником стал капитан Флеминг (он получил повышение). Капитан Дуглас, обсуждая со мною вопросы службы, или шутил, или ругался; когда я в первый раз принес бумаги на подпись капитану Флемингу, он работал, склонившись над своим микроскопом. Я остановился, почтительно выжидая. Он поднял голову, взял карандаш и, не требуя никаких объяснений, подписал ордера. Часто, бывало, мне приходилось докладывать ему о создавшемся положении; он выслушивал меня с совершенно безучастным видом, но на самом деле мои слова его больше трогали, чем я думал. Он все запоминал, мгновенно разрешал вопрос и в заключение говорил: „Очень хорошо, сержант, можете сами это уладить“.

В течение всей войны лаборатория вела огромную полезную работу. Речь шла уже не только о вакцинах. Правда, Райт, как и Венсан во Франции, провел кампанию за то, чтобы противотифозные прививки стали обязательными в армии, и они спасли тысячи жизней.

Быстрый переход