Войдя ко мне в кабинет, Стас, похоже, почувствовал витавшие в воздухе флюиды моего негодования и куда-то исчез. Через пятнадцать минутой вернулся с мороженым, налил мне кофе и поставил на мой стол поднос, на котором рядом с чашкой лежала гвоздика.

 Пока я успокаивала нервы кофе с мороженым, Стас развлекал меня:

 — Маша, слышала? Уже про убийство Версаче анекдот придумали: один новый русский другому говорит: «С Васькой-киллером какая неприятность-то приключилась! Он на Майами уезжал, спросил меня, не нужно ли мне там чего; ну, я ему Версаче» заказал, а он меня не правильно понял…"

 Я фыркнула, и Стас, поняв, что я уже работой способна, принес дело об убийстве Боценко.

 Открыв фототаблицу к протоколу осмотра места происшествия, я поразилась тому, какая красавица лежала на затоптанной лестничной площадке в луже крови. Невероятной длины и красоты ноги, длинные прямые каштановые волосы, даже в смерти поза ее была изящной, а выражение липа — безмятежным.

 — Похоже, что она для «Плейбоя» позируй, правда? — сказал Стас.

 — Да уж, редко увидишь такой красивый труп. Могу себе представить, какой она была живая.

 — Она, кстати, три года назад получила звание «Первой вице-мисс» на конкурсе красоты и некоторое время работала фотомоделью. Закончила Институт точной механики и оптики и компьютерные курсы. Единственная дочь заместителя начальника Управления ГУВД, которое занимается оперативно-поисковыми мероприятиями. Мать у нее умерла пять лет назад. В апреле она стала работать в Управлении, в аналитическом отделе на компьютере, — видимо, отец туда устроил. Лейтенант милиции. Убийство на первый взгляд выглядит как разбойное; без десяти восемь она вышла из квартиры, отец за ней присылал машину каждое утро. Сам он в тот день дежурил сутки. В двадцать минут девятого водитель по рации ему сообщил, что Юля из дому не вышла. Боценко попросил водителя подняться в квартиру, у них иногда замок барахлил, и он подумал, что Юле просто не закрыть дверь. Водитель вошел в парадную и между третьим и четвертым этажами увидел труп.

 — А он не видел, чтобы кто-то выходил из парадного?

 — Он к парадному не подъезжал, по инструкции останавливался всегда за углом дома.

 — Кто милицию вызвал?

 — Он, и «скорую помощь» тоже, и сразу сообщил Боценко.

 — Ты говоришь, разбойное убийство? А что взяли?

 — Отец говорит, что у нее должно было быть триста тысяч, а в кошельке одна мелочь.

 — А кошелек где был?

 — Вот в том-то и дело: на фототаблице — видишь — рядом с ней лежит сумка, причем закрытая. Кошелька нигде нет. Но если отец говорит, что в кошельке одна мелочь, значит, кошелек он после убийства видел.

 — Постой-ка, фототаблица сама по себе не документ, а что написано в протоколе осмотра?

 — А в протоколе ничего не написано ни про сумочку, ни про кошелек.

 — Как это?

 — На, посмотри, если не веришь. Действительно, протокол осмотра места проишествия уместился на двух страницах и, кроме описания трупа, ничего не содержал.

 Листая дело, я позвонила следователю Баркову чья фамилия значилась в протоколе. Мои претензии он прервал своими:

 — Тебе хорошо говорить, а мне к трупу подойти позволили только тогда, когда забрали уже все, что можно. Ты же знаешь, дежурный следователь приезжает, когда все уже затоптано и утрачено. А тут еще сразу слетелись все начальники разведки, Опер, который первым на место прибыл, мне сказал, что сумочку ее у криминалиста из рук вырвали, еле дождались, пока он по сумочке кистью с сажей мазнул; говорят — «нет отпечатков», и сразу ее забрали.