Изменить размер шрифта - +
Собрала разбросанные импортные шмотки, выпрямилась и безразличным тоном поведала:
   – Лопнуло мое терпение. Пора тебя рогами декорировать. Красивыми, развесистыми. Столько возможностей упустила, дура, стольких кобелей отшила. Если подумать, оно и теперь не поздно.
   – Не советую, – хладнокровно сказал Мазур. – Деревня тут маленькая, слухи пойдут, оглянуться не успеешь, как соберется общественность, аморалку пришьют, и станешь вовсе невыездной. Мы тут как-никак на переднем крае борьбы с мировым империализмом, моральный облик, соответственно, должен быть незамутнен и незапятнан. Кобели ведь не удержатся, трепаться начнут…
   – Смотря которые, – отрезала Аня. – С чего ты взял, что я соотечественников имею в замыслах?
   – Ах, во-от оно что, – сказал Мазур с напускной беззаботностью. – Уж не полковничка ли имеешь в виду? Как его там – Хамид, Халеб… Ты с ним еще на последнем приеме три танца подряд нажаривала, и по городу он тебя возил на экскурсию…
   – А что, нормальный мужик, – прищурилась Аня. – Уж никак не импотент, вроде некоторых. Галантен, обходителен, даже взглядом раздевает с восточным шармом. Так и тянет попробовать, каково это – спать с аравийским арабом, вдруг да и научит чему-нибудь такому, чего от тебя не дождаться.
   – Хватит, – сказал Мазур. – Не выведешь ты меня из равновесия, устал я, чтобы злиться всерьез. Даже когда тут витает тень бравого местного полковника. Ты только учти, что в здешних краях венерические хвори свирепствуют даже среди полковников.
   Она обворожительно улыбнулась, стоя в грациозной позе с комком невесомых ярких тряпочек в руке:
   – Милый, я, как-никак, медик, предохраняться умею. Вот, кстати, насчет “венерочки” – ты-то сам не боишься? Ходят слухи, тебя опять видели за приятной беседой с той амазонкой в камуфляже, которая министр. Так, говорят, ворковали…
   – Это чисто служебные дела, – сказал Мазур быстро.
   Видит бог (или, учитывая географическую специфику, Аллах), эти сплетни были сущим поклепом без малейшей почвы под ногами, но по каким-то неведомым движениям души ему стало неловко, словно и впрямь было что-то, чего следовало стыдиться.
   – Кто бы спорил, служба! – фыркнула Аня. – Ты ей лекции по марксизму-ленинизму читаешь в приватном порядке и горизонтальном положении.
   – Нелогично, а? Если я с ней сплю, то я не импотент. А если я импотент…
   – Скотина ты, вот и все.
   – Слушай, – сказал Мазур. – Мы можем как-нибудь устроить так, чтобы не трепать друг другу нервы?
   – Можем, – моментально и покладисто кивнула она. – Как только у нас наладится нормальная семейная жизнь, а не ее жалкое подобие. Ну не гожусь я на роль жены Штирлица с переглядками в кафе “Элефант”! Говорю тебе в который раз: то, что имеет место быть, мне уже ос-то-звизде-ло! И в этих условиях еще самое безобидное будет, если я вот-вот раздвину ноги под каким-нибудь местным полковником.
   – Боже! – воскликнул Мазур в наигранном ужасе. – Неужели ты еще и Родину продать собралась? Я не переживу!
   Ее глаза недобро сузились. Уже отворачиваясь, направляясь в сторону спальни, она бросила через плечо:
   – А пошел ты…
   – Дверью грохни, – сказал Мазур ей в спину. – Так оно красивше и вносит изящное завершение, верно тебе говорю. Ну, ба-а-бах!
   Дверью она не хлопнула, аккуратно притворила ее за собой – что, несомненно, стоило ей огромных усилий. Оставшись в одиночестве – отнюдь не гордом – Мазур вздохнул и потянулся к итальянской бутылочке.
Быстрый переход