В подтверждение чего все имели при себе должным образом выправленные паспорта с египетскими, суданскими и джаббатийскими визами.
Откровенно говоря, маскировка была топорная – никто из них не владел польским достаточно хорошо, чтобы выдать себя за ляха. Даже Мазур, чьи далекие предки хотя и происходили из Речи Посполитой, но перебрались в Российскую империю еще до того, как вышеупомянутую Речь соседи начали кроить на кусочки, как именинный торт. Был риск нарваться на взаправдашнего поляка – нет на земном шаре такого уголка, где бы совершенно неожиданно поляк не обнаружился. Был риск в силу какой-нибудь случайности угодить под колпак местной контрразведки – страна была крохотная и, откровенно говоря, независимая наполовину, но спецслужбы и тут имелись, как же без них?
Риска хватало. Но выбранная легенда отнюдь не рассчитана на долгое оседание, а документы – на то, чтобы их предъявлять кому-нибудь посерьезнее дорожного полицейского. Им предстояло проторчать тут не более суток, – а затем незаметно для окружающих кануть в неизвестность.
Зато имелись и плюсы. Во-первых, от поляков традиционно ждут всевозможных чудачеств – и заранее прощают им любую эксцентричность. Во-вторых, при необходимости можно болтать на русском, выдавая его за польский, – человек несведущий разницы и не поймет. И, наконец, можно было великолепно замотивировать свое поведение. Нет ничего удивительного в том, что поляки не валяются на пляже, не бороздят на белопарусной яхте морскую гладь и не едут на экскурсии к историческим достопримечательностям. Дело все в том, что они по исконному польскому обычаю засели всей компанией в домике и пьянствуют водку. Поляки они или кто? Национальная традиция, знаете ли… А что, можно отдыхать как-то по-другому?
Для пущего правдоподобия все декорации были на месте – куча бутылок на столе, груда закусок, магнитофон, услаждавший слух отпускников шедеврами польской эстрады. Весь реквизит опять-таки скрупулезно подготовлен заранее невидимыми соучастниками, с коими так никогда в жизни и не придется встретиться.
Мазур старался не смотреть в сторону бутылок – поскольку в таком деле эрзацы неуместны, на столе стояла натуральнейшая водка нескольких сортов, старка, коньячок, настойки. Душа болела от того, что попробовать это добро так и не придется – шутки кончились, они были на работе, следует приготовиться ко всему на свете, и в этих непростых условиях никак не годится вводить в организм сорокаградусные, а то и покрепче, нектары.
Сидевший в уголке Куманек, судя по горестному виду, в точности разделял сожаления Мазура, – но по дисциплинированности мыслей вслух ни за что бы не высказал. Остальным было легче, они отсыпались в другой комнате перед ночным дежурством, если не считать доктора Лымаря, добросовестно исполнявшего роль заботливой няньки при своем пациенте.
Только когда они благополучно смылись с пленным, Мазур наконец сообразил, зачем руководство включило в группу еще и Лымаря. Их эскулап как-никак был особым доктором – мог и вылечить почти все на свете, что только поддавалось врачеванию в полевых условиях, а мог и мастерски провести кое-какие другие процедуры, при виде которых старина Гиппократ наверняка слег бы с инфарктом.
Сразу, как только они разместились в микроавтобусе, Лымарь извлек свою аптечку, которую во всех передрягах берег, как зеницу ока, попросил подержать клиента и вкатил тому пару уколов, в завершение накапав в рот какой-то желтоватой дряни.
Пленник очень быстро перешел в крайне примечательное состояние: временами он, судя по всему, отлично осознавал происходящее вокруг, все видел и понимал, но в то же время членораздельно говорить не мог, и координация движений у него разладилась полностью. Лежал себе в уголочке, водя глазами вправо-влево, с блаженно расслабленной физиономией, и девяносто девять человек из ста с первого взгляда приняли бы его за вдрызг пьяного. |