|
Нашему другу Виллиаму, о котором я долгое время ничего не говорил, однажды сильно захотелось сойти на берег, и он пристал ко мне, чтобы я дал ему с собой небольшой отряд, с которым можно было бы без опасности осмотреть окрестность. Я был против этого по многим причинам и, между прочим, сказал ему, что он мало знает здешних туземцев, что они народ вероломный, и я не хочу, чтобы он уходил. Но неотвязчивость Виллиама заставила меня уступить ему, так как я всегда очень полагался на его рассудительность. Коротко говоря, я дал ему разрешение идти, но с условием не отходить далеко от берега, на тот случай, что, если их что нибудь вынудит отступить к морю, мы смогли бы заметить их и перевезти на лодках. Виллиам ушел рано поутру. В своем распоряжении он имел тридцать превосходно вооруженных и отменно крепких парней. Шли они весь день, а к вечеру подали нам сигнал, что все обстоит благополучно; для этого они разложили большой костер на верхушке заранее назначенного холма. На следующий день они спустились с холма по другую его сторону, держась морского берега, как обещали, и увидели перед собой очаровательную долину. Посреди нее текла река, которая несколько ниже, казалось, увеличивалась настолько, что могла поднять небольшие суда. Они немедленно двинулись к этой реке, и тут их поразил звук выстрела; судя по всему, выстрел этот был дан неподалеку. Они долго ждали, но ничего больше не услыхали. Тогда они пошли вдоль берега реки. То был прекрасный пресный поток, который скоро расширился. Они продолжали идти, покуда он внезапно не разлился в нечто в роде заливчика или гавани, милях в пяти от моря. Но самым поразительным было то, что, подойдя на более близкое расстояние, они ясно увидали в устье заливчика или гавани корабельный врак. В то время была высшая точка прилива, так что врак не очень возвышался над водой, но по мере того, как они приближались, он становился все заметнее. Вскоре прилив схлынул, и врак остался лежать на сухом песке и оказался корпусом внушительного корабля, большего, нежели можно было ожидать для этих мест. Через некоторое время Виллиам, взявши подзорную трубку, чтобы повнимательнее разглядеть врак, был поражен свистом пролетевшей мимо него мушкетной пули, тотчас же вслед за этим он услыхал выстрел и увидел на том берегу дымок. На это наши немедленно выстрелили их трех мушкетов, чтобы узнать, если возможно, в чем дело. На звуки выстрелов на берег из за деревьев выбежало множество людей, и наши легко могли увидеть, что это были европейцы, хотя и неизвестно какой нации. Как бы то ни было, наши, окликнувши их возможно громче, и кое как раздобывши длинную жердь, поставили ее торчком и повесили на нее белую рубаху в качестве флага мира. Люди на другом берегу разглядели его в подзорные трубки, и вскоре после того наши увидели, как от того берега, – как им показалось, но в действительности из другого заливчика, – отчалила лодка. Она быстро направилась к нашим, так же показывая белый флаг в качестве знака мира. Нелегко описать удивление и радость обеих сторон при встрече в столь отдаленном краю не только белых, но и англичан. Но можно себе представить, что произошло, когда они стали узнавать друг друга и когда обнаружили, что они не только земляки, но и товарищи, так как это было то самое судно, которым командовал наш адмирал Вильмот, и которое мы потеряли в бурю у Тобаго, после того, как условились повстречаться на Мадагаскаре! Как оказалось, прослышали они о нас, еще добравшись до южной оконечности острова, и тут же отправились в Бенгальский залив, где повстречали капитана Эйвери. Они соединились с ним и захватили много добычи, в том числе корабль с дочерью Великого Могола и неисчислимыми сокровищами – деньгами и драгоценностями. Оттуда направились они к Коромандельскому побережью, а затем к Малабарскому в Персидском заливе, где также захватили несколько призов и затем поплыли к южной оконечности Мадагаскара. Но ветры, упорно дувшие с юго востока через восток, позволили им подойти к острову лишь с севера. |
