За кафетерием я легко обнаружил корпус номер три, на восточном углу которого в белом квадрате красовалась большая черная тройка. Я вошел в здание следом за двумя фигурами в плащах «унисекс».

Аудитория оказалась маленькой. Шедшие передо мной остановились у входа, чтобы повесить плащи на длинную вешалку. Я последовал их примеру. Это были две девушки — блондинка с фарфорово-белой кожей и обладательница светло-каштановой шевелюры, тоже довольно бледная. Ну что ж, хотя бы цвет моей кожи здесь выделяться не будет.

Я положил формуляр на стол учительницы, худой женщины с редеющими волосами. На стоявшей там же табличке значилось: миз Мейсон. Прочитав мое имя, она уставилась на меня — обескураживающее начало. Я почувствовал, как к лицу и шее приливает кровь, образуя некрасивые красные пятна. Но зато, по крайней мере, она отправила меня на пустующее место в конце класса, не представив ученикам. Как можно незаметнее я поспешил устроиться за маленьким столом.

Моим новым одноклассникам было сложно разглядывать меня на задней парте, но каким-то образом им это удавалось. Я не поднимал глаз от списка литературы, выданного учительницей. Ничего нового: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Все это я уже читал. Успокаивающе и… скучно. Интересно, согласится мама прислать мне файл со старыми сочинениями или решит, что жульничать нехорошо? Учительница что-то бубнила, а я перебирал в уме аргументы, которые могли бы убедить маму.

Когда прозвенел звонок, бледная худая девушка с проблемной кожей и черными как смоль волосами наклонилась через проход, чтобы поговорить со мной.

— Ты ведь Бофор Свон, не так ли? — она излучала бесконечную доброжелательность, в лучших традициях «ботаников».

— Бо, — поправил я. Все в радиусе трех парт повернулись ко мне.

— Какой у тебя следующий урок? — спросила она.

Я заглянул в свою сумку.

— Эм… Политология с Джефферсон в шестом корпусе.

Никуда нельзя было посмотреть, чтобы не встретиться с любопытными взглядами.

— Я иду в четвертый корпус, могу показать тебе дорогу. — Определенно, слишком услужливая. — Я Эрика, — добавила она.

— Спасибо, — я выдавил из себя улыбку.

Мы надели куртки и вышли под дождь, который только усилился. Несколько человек, как мне показалось, держались слишком близко, как будто хотели услышать, о чем мы будем говорить. Надеюсь, у меня не прогрессирующая паранойя.

— Что, не очень похоже на Финикс, да? — спросила Эрика.

— Да уж.

— Дождей там не так много?

— Три или четыре в год.

— Ничего себе. И каково это? — поинтересовалась она.

— Солнечно, — ответил я.

— Ты не выглядишь загорелым.

— Моя мама — альбинос.

Девушка неуверенно посмотрела на мое лицо, и я подавил стон. Видимо, дождь и чувство юмора несовместимы. Несколько месяцев — и я разучусь использовать сарказм.

Мы обогнули кафетерий и подошли к южным корпусам возле спортзала. Эрика проводила меня до самого входа, хотя табличка на стене была отчетливо видна.

— Что ж, удачи, — пожелала Эрика, когда я взялся за ручку двери. — Может, у нас еще будут совместные предметы, — с надеждой в голосе сказала она.

Я улыбнулся ей — хотелось бы думать, что не слишком обнадеживающе, — и вошел в здание.

Остаток утра продолжался примерно в том же духе. Учительница тригонометрии, миз Варнер, которую я невзлюбил бы в любом случае, просто за ее предмет, единственная из преподавателей заставила меня встать перед классом и рассказать о себе.