|
Время пришло. Едва они вернулись домой, как он изложил матери свой план, который вынашивал с того дня, когда построил первую коляску. Они только попусту томятся тут, дожидаясь разрешения. Не придет это разрешение никогда. А без разрешения не посадят в поезд. Из комнаты их могут выдворить в любой день. Неужели же она, зная все это, не позволит ему отвезти ее в Принс-Альберт на коляске? Она ведь сама убедилась, какая коляска удобная. Сырая погода ей во вред, да и бесконечная тревога за будущее тоже не на пользу. В Принс-Альберте она быстро восстановит свое здоровье. Самое большее они будут в дороге два дня. Мир не без добрых людей, посадят в машину, довезут до самого места. Он часами спорил с ней и так ловко все объяснял, что сам поражался своей находчивости. Как же она среди зимы будет спать под открытым небом? — возражала мать. Если повезет, отвечал он, они за один день доберутся до Принс-Альберта — туда ведь всего пять часов езды на машине. А если польет дождь? — спрашивала она. Он натянет над коляской непромокаемый полог, отвечал он. А если их задержит полиция? Да уж наверное у полиции есть дела поважнее, отвечал он, чем задерживать двух ни в чем не повинных людей, которые хотят всего лишь выбраться из переполненного города. «Да зачем это полиции нужно, чтоб мы прятались на ночевку по чужим верандам, просили милостыню на улицах и всем мешали?» Так убедительно он говорил, что в конце концов Анна К. сдалась, поставив, однако, два условия: он еще раз сходит в полицию и узнает, не пришли ли разрешения, и не будет ее торопить, она хочет собраться в дорогу без спешки; Михаэл с радостью принял эти условия. Наутро, вместо того чтобы ждать автобуса, который мог вообще не прийти, он пробежал легкой трусцой по шоссе от Си-Пойнта до самого центра, с удовольствием чувствуя, как крепки его мышцы, как ровно бьется сердце. К столу, где стояла табличка с надписью «Hervesting — Релокация», тянулась длинная очередь, и он только час спустя предстал перед женщиной в полицейской форме с настороженными глазами — инструктором по перемещениям. К. протянул ей два железнодорожных билета. — Я хочу узнать, не пришло ли разрешение, — спросил он. Инспектор подтолкнула к нему два знакомых бланка. — Заполните их и отдайте в комнату Е-пять. При себе иметь билеты с талонами на заказанные места. — Она перевела взгляд на мужчину, стоявшего за Михаэлом. — Слушаю… — Погодите, — сказал К., стараясь удержать ее внимание. — Я уже заполнял такие бланки. Я только хочу узнать, не пришло ли уже разрешение? — Сначала зарезервируйте места, потом получите разрешение! Вы зарезервировали места? На какое число? — На восемнадцатое августа. Но моя мать… — До восемнадцатого августа еще целый месяц! Если вы запросили разрешение и оно вам дано, получите его по почте. Следующий! — Но об этом я и хочу справиться! Потому что, если не дали, мне надо решать по-другому. У меня больная мать… Инспектор хлопнула ладонью по стойке. — Не отнимай ты попусту время! В последний раз говорю: если разрешение дано, оно придет! Не видишь, какая очередь? Ты что, не понимаешь? Полоумный, что ли? Следующий! Она облокотилась на стойку и поверх Михаэлова плеча демонстративно уставилась на очередь. — Следующий! Да, ты! Но К. не сдвинулся с места. Он тяжело дышал и не отводил от инспектора пристального взгляда. Она еще раз с неприязнью на него поглядела — жидкие усики не скрывали его вывернутую губу. — Следующий! — опять крикнула она. Назавтра, за час до рассвета, К. поднял мать и, покуда она одевалась, нагрузил коляску: ящик застелил одеялами, а к спинке и боковинам положил подушки, чемодан подвесил к ручкам. |
