Непонятый и потому раздражающийся, временами нетерпеливый, гневающийся — Он таков, какою всегда являет себя любовь. Но под этой внешней неистовостью в глубине Его существа царит мир, который не похож ни на какой другой, «Мой мир», как Он Сам говорит, — мир единения с Отцом, тихая любовь, которая заранее знает Свой час и то, что ждет ее в конце пути: агония, надругательства и виселица.

Внешняя горячность и глубинная тишина равно проявляются в Его словах. Их следовало бы брать по одному, очистить от ржавчины времени, от шлака, созданного привычкой, снять пласты прилизывающих комментариев, которые наслаивались в течение стольких лет — и тогда мы бы по-новому услышали голос, который невозможно спутать ни с каким другим: он вибрирует в каждом слове, дошедшем до нас, он звучит, не переставая вызывать не только любовь, но, как говорит отец Лакордер, «добродетели, приносящие плоды любви».

И эта дерзновенная книжка не зря была бы написана, если б хоть один читатель, закрыв ее, внезапно понял смысл слов, которыми оправдывались воины в ответ на упреки первосвященника, объясняя, почему они не решились схватить Иисуса: «Никогда человек не говорил так, как этот Человек».

В правление кесаря Тиберия в Назарете жил плотник Иешуа, сын Иосифа и Марии. История молчит об этом местечке, и в Священном Писании оно тоже не упоминается: несколько домишек, выдолбленных в скале на склоне холма, смотрят на Ездрелонскую равнину. Сохранились остатки тех пещер, одна из них давала кров этому Младенцу, Юноше, Мужчине вместе с плотником Иосифом и Девой. Там Он прожил около тридцати лет — не в тишине благоговейного поклонения и любви, а в гуще соплеменников, среди сплетен, зависти, мелких ссор многочисленной родни, набожных галилеян, которые ненавидели римлян и Ирода и в ожидании победы Израиля ходили на праздники в Иерусалим.

Итак, они были там с самого начала Его безвестной жизни — те, кто при первых же чудесах объявит Его безумцем и захочет схватить Его. Евангелие сообщает нам их имена: Иаков, Иосий, Симон, Иуда… Возмущение назарян, когда Он произнес Свою первую проповедь в их синагоге, показывает, сколь Он был похож на других мальчишек — Своих сверстников. Ему не провести их. «Не плотник ли Он? — говорили они, — сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли между нами и Его сестры?» Так говорили люди, на чьих глазах Он рос и чьи заказы выполнял еще совсем недавно. Он был плотник, один из двух или трех плотников этого местечка.

Однако и в этой мастерской, как и во всех мастерских мира, наступал час сумерек. Дверь и окно на улицу запирались. В комнате, за столом, на который клали хлеб, оставались трое: мужчина по имени Иосиф, женщина по имени Мария и мальчик по имени Иешуа. Позже, когда Иосиф покинул этот мир, Сын и Мать остались одни в ожидании грядущих событий.

О чем они говорили? «А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем». Этот текст из Евангелия Луки, а также другое место из того же Евангелия: «И Матерь Его сохраняла все слова в сердце Своем» — говорят не только о том, что евангелист узнал от Марии все, что он рассказывает о детстве Христа. Эти строки, подобно вспышке света, вырывают из мрака безвестную жизнь втроем, а затем и вдвоем в домишке плотника.