Изменить размер шрифта - +
Он получил долгожданный сигнал тревоги; все связанные с ним инструкции прочно засели у Римо в мозгу за десять лет, прошедшие с его первого задания.

Именно тогда эти ублюдки завербовали его, нью аркского полицейского, сироту, не имевшего близких, которые бы стали о нем горевать. По сфабрикованному обвинению в убийстве его отправили на электрический стул, который не сработал. А когда Римо пришел в себя, ему объявили, что они организация, которой на самом деле как бы нет, и он, Римо, должен стать ее карающим мечом, которого на самом деле тоже как бы нет, потому что для всего света Римо только что умер на электрическом стуле. А на тот случай, если он вдруг столкнется с кем то из прежних знакомых, ему с помощью пластической операции изменили внешность, и периодически продолжали проделывать это заново.

– Сигнал тревоги, – сказал Смит, отправляя его на первое задание, – это наиболее важная инструкция из всех, какие я вам даю.

Римо спокойно слушал. Он твердо знал, что сделает, как только покинет Фолкрофт. Он попытается выполнить задание – без особого рвения, – а потом исчезнет. Правда, все получилось иначе, но, по крайней мере, план у него был такой.

– Сигнал тревоги означает, – говорил Смит, – что КЮРЕ в опасности и находится на грани роспуска. Для вас же это значит, что вы должны эту опасность любым путем устранить. Если это не удастся, спасайтесь сами и не пытайтесь связаться со мной.

– Спасаться и не пытаться связаться с вами, – повторил Римо ему в тон.

– Или устранить угрозу.

– Или устранить угрозу, – послушно повторил Римо.

– Но обстоятельства могут сложиться так, что рискованно будет передавать вам сигнал тревоги открытым текстом. Тогда кодом для сигнала тревоги будет следующее: я вам позвоню, спрошу тетушку Милдред, а затем скажу, что неправильно набрал номер. Все ясно?

– Тетушку Милдред, – отозвался Римо. – Понял.

– Если вы услышите, что я спрашиваю тетушку Милдред, значит, последняя надежда КЮРЕ на вас, – повторил Смит.

– Ясно, – подтвердил Римо. – Последняя надежда. – Он мечтал поскорее убраться из Фолкрофта и исчезнуть. К черту Смита, к черту Фолкрофт, – пусть весь мир катится ко всем чертям.

Но вышло совсем по другому, и у Римо началась новая жизнь. Шли годы.

Списки имен, люди, которых он не знал, люди, считавшие, что оружие может их защитить, и вдруг обнаруживавшие, что пистолеты плотно засели у них в глотке. Годы тренировок под руководством Чиуна, Мастера Синанджу, который постепенно преобразовывал тело, разум и нервную систему Римо в нечто сверхчеловеческое – в существо, лишенное будущего, ибо если слишком часто меняешь имя, место жительства и даже лицо, то уже перестаешь строить планы.

И вот сейчас все кончено, и Римо танцует под теплыми солнечными лучами. Воздух чист и свеж, с близлежащей горы доносится благоухание распускающихся почек. Возле сиденья подвесной канатной дороги, закрытой по случаю окончания сезона, стоит девчонка с собакой. Дорога закрыта на профилактику, но при вермонтском стиле работы ремонт начнется не раньше чем через два месяца.

Для трудолюбивой Новой Англии Вермонт – словно паршивая овца, которая портит все стадо. Каким то загадочным образом ему удалось избежать укоренения протестантской трудовой этики. Люди, покупающие дома и землю в этом райском уголке, вдруг обнаруживают, что невозможно заставить сантехника или электрика выполнить заказ в положенный срок. Земля ждет застройки, дома ожидают обустройства, а народ работает так лениво, что по трудолюбию ему даст сто очков вперед любой полинезийский остров. Но это мало волновало Римо, так же, как необходимость хранить теперь какие либо секреты.

– Привет, – сказала девочка. – Это Паффин, а меня зовут Нора. У меня есть брат Джей Пи, а еще Тимми и тетя Гери, а как насчет тебя?

– Ты имеешь в виду, есть ли у меня тетя?

– Нет, как тебя зовут?

– Римо.

Быстрый переход